Господин судья появился в дверях кафе. Без парика, в легком деловом костюме он выглядел гораздо моложе. Аделаида Ивановна с интересом посмотрела на своего старинного, еще по университету товарища. Не успел он подойти к столику, как тут же сунул ей под нос газету.
— И это твоих рук дело?
Аделаида Ивановна глянула на статью. С самого утра вся пресса только и делала, что трубила об очередном инциденте: вчера сто пятьдесят пассажиров рейса Санкт-Петербург — Новосибирск отказались от вылета. Женщина подавила смешок, похоже, господин судья уже и забыл, как сам ей недавно проболтался о подготовке как раз этого самого рейса.
— Нет, ну это немыслимо, ты ставишь палки в колеса… ты, в конце концов, транжиришь средства… ты делаешь бесполезную работу… Но к чему? Зачем? Я не понимаю! Спасибо, — бросил он через плечо официанту, подвинувшего под него стул.
— Ах, ты не понимаешь?! — Аделаида Ивановна перегнулась через стол и горячо зашептала. — Нет, ну ладно они, но ты, взрослый, умный человек, разве ты не понимаешь, что если вам приходится идти на такие… зловещие… меры, то, значит, что-то в вашей системе не так!
Господин судья, конечно, все понимал, и понимал гораздо лучше, чем даже могла представить его давняя знакомая, но он работал в системе уже столько лет, был во всем этом и его вклад, да и вообще…
— Все это… единичные ошибки… — проговорил, хмурясь, мужчина.
— Единичные ошибки, — прицепилась к слову женщина, — которых наберется на второй за год рейс? Набитый под завязочку?! — ехидно прошептала она, в разговоре с глазу на глаз можно было говорить то, о чем не скажешь в зале суда.
Мужчина дернул нос сначала в одну сторону, потому в другую.
Но Аделаида Ивановна не унималась.
— Значит, вы ошибаться можете, а человек? За ним вы такое право оставить не можете?!
— Не можем, — упрямо пробубнил он и тут же ядовито затараторил: — Не можем потому, что будет еще хуже, человек же уже давно… тю-тю… — проговорил он потухшим голосом.
— Да это же вы его таким и сделали! — не удержалась, чтобы не наступить на больную мозоль, женщина. — А я ведь говорила… Ах, молодцы! Ах, умники! Все за всех решили! А теперь что? Неугодных в печку? Заметаем следы? Опять на те же грабли?
Услышав такие характерные и родные для Аделаиды Ивановны и ее лексикона «грабли», господин судья усмехнулся. Дело в том, что его старинная знакомая и сама была «ошибкой системы», «перепутанной пробиркой». С ее тестом что-то там напортачили, засунули в совершенно чуждую ей область, в которой она проработала впоследствии многие годы. Все это время она подозревала что-то неладное (душа молчала, как рыба об лед, а не пела, как следовало бы) и однажды потихонечку начала заниматься своей исконной деятельностью — копать. (Помог, конечно, характер и смелость, без него бы дело было швах, загнулась бы, как некоторые.) Каким-то невероятным образом женщина смогла извлечь из чуждой для себя деятельности даже полезное — благодаря своей работе с помощью каких-то ухищрений Аделаида Ивановна смогла потихонечку пройти повторное тестирование, которое ей черным по белому и объяснило, что никакой она не госслужащий с маниакальной тягой к бумагам, указаниям и отчетам, а садовод, со значительной склонностью к тюльпановодству.
