— Не приду, — вспылил мужчина.
— Как хочешь. — Аделаида Ивановна покинула зал.
***
За дверьми ее уже ожидали репортеры, замигали фотоаппараты, еще бы — чуть ли не единственная подсудимая за полгода, все были уверены, что она является преступницей, и все радовались, что ей удалось избежать правосудия. Не очень благоприятная для системы, но очень позитивная для самой Аделаиды Ивановны тенденция — возвращение способности действовать не только по указке. На нее обрушились с вопросами. Под светом софитов Аделаида Ивановна и вовсе преобразилась.
— Намерены ли вы продолжать свою деятельность и дальше? — полетел в нее первый вопрос.
— Никогда и в мыслях не имела останавливаться, — говорила она смело, даже вызывающе, ведь никто не сказал, какая деятельность имеется в виду, может, высаживание огурцов.
— Не считаете ли вы, что слишком много на себя берете?
— А вы? — Аделаида Ивановна вперила взгляд в задавшего вопрос молодого человека.
— Но я только делаю свою работу, — не растерялся молодой человек.
— А я свою! — отфутболила его женщина.
— А вы уверенны, что именно в этом заключается ваша работа? — пришел молодому репортеру на помощь еще более зубастый коллега.
— А вы?! — опять нашлась Аделаида Ивановна.
Женщина обожала репортеров, жгучий народ, мыслящий.
Было еще много вопросов, но Аделаида Ивановна стала усиленно работать локтями и бедрами, расчищая себе дорогу. Внизу ее ждала машина. Плюхнувшись в салон автомобиля, женщина прикрыла глаза, дав им отдохнуть от ярких вспышек. Не так-то легко быть знаменитой, хотя и ни разу не пойманной преступницей.
— Домой, — проговорила она впереди сидящему водителю, тут же открыв глаза. — А потом в «Три палочки краба».
— Нет, ну ты представляешь, — снова обратилась Аделаида Ивановна к своему водителю, в обязанности которого входило также выслушивать свою начальницу, Михаил навострил уши. — Они хотят лишить человека последних зачатков самого главного… — Аделаида Ивановна сделала паузу. — Свободы воли! Ну уж нет, у меня есть такая… рассада!
Водитель многозначительно глянул в зеркало заднего вида, дескать, разделяю благородное негодование. Работая с Аделаидой Ивановной, Михаилу пришлось подтянуть некоторые вопросы, особенно из области философии. Такие понятия, как «свобода воли», «душа», «дуализм», «истина», «взаимное влечение полов» — были для него не пустым звоном. Во всем этом он ориентировался, мог дать определение, привести примеры и даже поддержать непродолжительный разговор, короче, был дока, разбирался Михаил и в исторических эпохах, и в сопровождающей их философии. В школе он, например, однажды писал сочинение на тему «Жизнь в эпоху потребления», считал, что в этой теме неплохо разбирается, дай ему волю, он бы и сейчас прочел целую лекцию.
