Особенным деликатесом в нашем военном меню была ночная тревога, которую, как нам сообщили товарищи со старших курсов, местное начальство обязательно хоть раз, но устраивает для студентов, видимо полагая, что строевой подготовки, портянок и нарядов вне очереди недостаточно для полного погружения в предмет.
И вот, в какую-то особенно счастливую ночь, на мирно спящих нас обрушился мерзкий звук, являвший собой нечто среднее между стократ увеличенным мяуканьем мартовского кота и визгом сошедшей с ума бензопилы. Означал сей звук срочную необходимость пробуждения и скорейшего выступления на защиту небесных подступов к любимой столице. Кстати, разбудили нас на час раньше намеченного по причине того, что нижестоящий штаб не смог толком договориться с вышестоящим о времени начала мероприятия. После неизбежной в таком случае суеты и неразберихи отряд мучеников противовоздушной обороны неровной линией выстроился на плацу, превысив определенные уставом для таких случаев временные нормативы раз наверное в десять.
До сведения собравшихся была доведена диспозиция и подчеркнута важность стоящих перед ними задач, после чего группа студентов прославленного московского вуза выдвинулась во тьму Родины, которая незамедлительно поглотила их вместе с сапогами. Когда полусонные защитники московского неба добрались до места расположения радиолокационной станции, выяснилось, что за время пути личный состав понес потери в живой силе. Короткая инспекция выявила факт недостачи бойца Черкашина. Так как многочисленные свидетели подтверждали, что сей доблестный воин начинал пробег вместе со всеми, его отсутствие в точке назначения выглядело, по меньшей мере, загадочным. Мое предположение, что вражеская авиация ко всем прочим пакостям высадила до кучи еще и десант, который и умыкнул бойца в качестве языка, не нашло понимания у боевых товарищей («на х…р он им нужен!») и после короткого совещания в сержантских эшелонах власти было решено отправиться на поиски пропавшего, временно наплевав на прорывающуюся к столице армаду недружественных бомбардировщиков. Надо сказать, что боец Черкашин был во многих отношениях личностью примечательной. Его телосложение подходило под тип, который Ландау определил как «теловычитание». С одуванчиковых плеч стекали лямочки рук, которые мало чем отличались от ног, а к напоминавшему штангенциркуль телу крепились полная разнообразных мыслей голова и прилагавшаяся к ней шея исчезающе малой толщины. Стоявший на спортивной площадке турник был для Черкашина личным врагом, а предназначение портянок осталось для него неясным до самого конца сборов. Еще одна уникальная особенность нашего товарища заключалась в его способности мгновенно засыпать как в подходящих, так и в неподходящих для этого местах. Это обстоятельство и явилось причиной сладкого сна доблестного ракетчика в придорожной канаве, где он и был обнаружен раздраженными от постоянной беготни коллегами по этому противовоздушному шухеру. Видимо, подлый Морфей срубил его на бегу, прямо на пути к подвигу. Возмущенные увиденной картиной, однополчане немедленно приступили к побудке дезертира. Но не тут-то было! Просыпаться Черкашин не желал и, не отходя от сна, вялым угрем мастерски протекал меж пальцев боевых товарищей, пытавшихся зафиксировать его в вертикальном положении. Силы, однако, были неравны и, в конце концов, боец был безжалостно разбужен, обмативирован и препровожден к месту несения службы, где благополучно доспал в одном из шкафов с аппаратурой, благо никто кроме него поместится туда был не в состоянии.
