Он обернулся на сидящих в зале сотоварищей и свысока посмотрел на них. После чего пригубил еще вина и, пригладив бороду, продолжил:
— Ты, юноша, должно быть, думаешь, что Сворг всегда был таким? Да? Нет! Сворг водил караваны через изменения десятки раз! И кое-что об этом знает!
Ахальо с наигранно заинтересованным видом посмотрел на старика и спросил:
— Правда?
— Конечно, — кивнул Сворг.
— И ты хочешь провести меня через изменения? — с иронией в голосе продолжил чародей.
— Нет, что ты, юноша, — замотал кудлатыми патлами старик. — Я уже лет десять как на пенсии. Вышел по состоянию здоровья, если ты понимаешь, о чем я.
С этими словами старик задрал штанину и Ахальо, чрезвычайно брезгливый от рождения, едва успел подавить рвотный позыв. За серой застиранной штаниной скрывалась гниющая культя с привязанным снизу протезом. Вот почему при походке Ахальо слышал странный стук.
— Понимаю, — пробормотал Ахальо и, стараясь не выдавать своего волнения, залпом осушил стакан вина.
— Так вот, — опустив штанину и сложив руки на животе, продолжил Сворг. — Хоть я и вышел на пенсию, но не растерял нужные мне связи. Понимаешь, о чем я говорю, сынок?
— Понимаю, — кивнул в ответ Ахальо, начиная подозревать старика в слабоумии.
Проводник, зарабатывавший себе на жизнь огромные деньжищи, вряд ли бы коротал последние свои дни в одеянии бродяги, перебиваясь случайными подачками посетителей дешевого клоповника.
— Ты мне не веришь, — с сожалением проговорил старик, словно прочитал мысли чародея, и покачал головой. — Конечно, разве может выглядеть так жалко человек, зарабатывающий на жизнь колоссальные деньги? А ты знаешь, юноша, куда уходят все деньги проводников? Кого в итоге мы кормим? Знаешь?
С этими словами Сворг вплотную пододвинулся к Ахальо, и чародей пожалел, что у него нет насморка — запах от старика шел с ног сшибающий.
— Все, что мы зарабатываем, идет в карман чародеям, этим ненасытным хапугам, шарлатанам с большой дороги!
Последние слова старик выкрикнул, отчего с его губ в разные стороны разлетелись капельки слюны. Он замолчал и, немного успокоившись, продолжил.
— Нога начала у меня гнить перед последним переходом. Мне сложно сказать, на каком из изменений я подхватил степную проказу. Да разве это важно? Моя нога начала гнить заживо, причиняя мне неистовые муки. Я еще раз сходил в экспедицию, и мне пришлось уйти на пенсию. А ты думаешь, я один такой? Нас сотни! Тысячи!
Старик закашлял и согнулся пополам. Откашлявшись, он оттер рот рукавом и просипел:
