— Ой, смотри! — бабушка удивлена.
Антон Антоныч замирает. Не улыбается, не отвечает, не кричит, ни о чём не спрашивает. Растерялся от счастья.
— Лесные грибочки для сына, для дочки? — спрашивает бабушка внука.
Антон Антоныч не знает, что делать.
— Подосиновики, — лаского говорит бабушка и гладит мальчишкину голову.
— Давай сорвём, — я подталкиваю внука к подосиновикам.
Садимся возле темно—красных шапочек. Вынимаю из мха их крепкие прохладные ножки.
По очереди нюхаем шляпки.
— Ф-ф-ф-а-аа! — говорит что-то внутри Антон Антоныча.
Очищаю грибные ножки. Вспоминаю, как красиво это делал поэт Анзельмас Матутис. Ни одна песчинка не попадала снизу на шляпку. В лесу гриб чистят так, как он растёт, шляпкой вверх. Принесёшь домой — чисть, как хочешь, хоть вверх ногами.
Отдаю грибы внуку. Большой подосиновик мальчишка зажал в правой руке, поменьше — в левой. Идёт Антон Антоныч по лесу и руки заняты! Грибы не отдаёт, положить в корзину не хочет. Глаза весёлые. Так и не выпустил. Пришел на хутор с подосиновиками в руках.
А в кухне терпеливо ждёт на столе ржаной хлеб.
«Хлеб на столе, и стол престол;
а хлеба ни куска — и стол доска!»
Положил мальчишка первые в жизни грибы на стол, взял горбушку, прислонился к стенке. Вдумчиво карябает горбушку шестью зубами: «Не много укусишь, а полон рот нажуёшь!»
Зубы режутся. Дёсны чешутся. Глаза светятся.
— Кто отстал?
— Скорый.
— Кто дошёл?
— Спорый.
Антон Антоныч и не отстаёт и не устаёт. Главное без оглядки — вперёед.
Как дорожка лесная укажет, так и идёт.
Куда кукушка позовёт, туда и сворачивает.
Где разговор двух сосен услышит, там остановится. Задерёт голову вверх и слушает. «Всякая сосна своему бору шумит».
Как сосны разговаривают?
Наваливается ствол на ствол после большого ветра — и начнут деревья шептаться даже от маленького ветерка. Скрипят, ворчат, даже поют.
Откуда берётся звук? Трутся стволы друг о друга, оттого и звук. С непривычки слушать песни-скрипы леса страшновато. Но любопытство сильнее.
Макушки сосен поют высокими голосами, тонко, ведь и сами тонкие. И песня их к небу ближе, высоко взлетает.
Стволы потолще и поют пониже, погуще. Густая песня к земле клонится, словно тяжелее она. Над мхами стелется.
Печально скрипят сухие стволы — сосновая сушина. Жизнь в них угасла, вот и печалятся. Далёкий скрип получается, глухой. Сушина по сушине, сушина по сушине: «би-и-ик — бо-о-ок, би-и-ик — бо-о-ок»…
Говорят, «скрипучее дерево два века стоит». Может быть, да не проверишь. Поверим на слово.
