Совсем угольки истлели, пеплом стали.
Истоплена печь, закрыта труба.
Разметаю веником пепел с колосников. Наливаю в ярко-коричневый глиняный горшок белое сырое молоко. Ставлю горшок в пустую топку, на колосники.
Теперь не печка топится, а молоко топится в печке. До утра оно будет впитывать печной дух. К утру белое и жидкое молоко превратится в золотое и густое топлёное. Покрывает топлёное молоко оранжевая толстая пенка.
А под пенкой янтарики жира блестят…
И аромат у топлёного молока особый, то ли гречневая каша так пахнет, то ли щеки мамины…
Придёт утро. Из тёплой ещё топки выну горшок. Осторожно поболтаю в нём золотое молоко под пенкой.
Плещется, стучит молоко в пенку, воркует, словно голубь ранний.
Снова поболтаю и ещё послушаю. Щекою коснусь не остывшей с ночи кринки.
— Антон, давай свои щёки!
Мальчишка прижимается то одной, то другой щекой к тёплому горшку:
— Уфф-а-аа! — и глаза смеются.
…Утром будет топлёное молоко. А теперь — спать в натопленном доме.
Вот и растаял в ночи долгий августовский вечер.
Вечер истосковался по теплу, подошёл к дому по травам луговым, скинул с себя в сенях туман ранний, вошёл в комнату и растаял в бабушкином переднике…
Читать — любимое дело. Печь топить — любимое дело. В лесу шататься — любимое дело. А река, а колодец, а лодочка «Стриж»!
Одни любимые дела на хуторе.
Потому и весело Антон Антонычу. Чуть не забыл ещё одно любимое занятие. Стирка белья!
Играть в воде радость. Играть с водой, как бабушка, — настоящее счастье. И Антон Антоныч всегда счастлив, ведь бабушка стирает, играет с водой каждый день.
Десять ползунков Антон Антоныча.
Десять мальчишкиных трусов.
Десять футболок и двадцать носков.
Десять слюнявчиков…
Вот такие получаются стихи. Их помнит только бабушка: про рубашки, кепки-жокейки, носовые платки, простыни, наволочки…
Не сразу Антон Антоныч стирать приспособился. Учился несколько дней: внимание бабушкино проверял, бдительность.
Сначала мальчишке понравилось класть мокрое бельё себе на голову. Положит и ходит. Главное — не падать, когда бельё на глаза свешивается.
Потом другим увлёкся. Схватит мокрую вещицу, поднимет над тазом, разожмёт пальцы — плюх, вещичка в таз падает. И брызги вокруг!
— Ака! — кричит Антон Антоныч, и всё сначала. Он же, напомню, неутомимый.
За три месяца и тринадцатиь дней не пропустил почти ни одной стирки. Только те, которые днём проспал.
А вы слыхали о больших стирках на воле? Это когда бельё кипятят на улице, на плите из белого кирпича.
