Рано, ещё туман не сошёл. Идём с Антон Антонычем умываться на Першокшну, она ближе к дому.
Кто-то спускается по ольховому стволу к воде. Чёрная ольха корнями сидит в реке. Подумал куница. Она часто здесь крутится, к семье утки-кряквы присматривается. Нет, не куница. Вьётся вокруг ствола зверёк чёрный. К воде что ли сползает?
Вгляделся, а это чёрный дятел к красном берете. Действительно, к воде спускается. Хвостом вниз.
Хвост коснулся воды. Дятел замер, прислушался, наклонил голову, проверил: точно ли вода под хвостом. И стал пить.
Свернёт тело вбок — клюв в воду. Зачерпнул, выпрямился, проглотил. Опять наклонился, зачерпнул, и снова голова вверх торчит, а хвост касается зеркала воды.
Напился дятел и шумно вверх пошёл. Не по прямой поднимается, по спирали ствол обходит. Простукивает-проверяет попутно дерево, нет ли в стволе пустот с живностью, нет ли личинок поблизости. Не без дела же с водопоя подниматься.
Ещё один наш сосед — пёстрый дятел. Этот любит с мощного дуба над Лакаей желуди в реку ронять — голавлей обманывать. Рванется голавль из-под коряги на плеск, а это желудь. Голавлю-то кузнечик померещился или жук.
Шутят дятлы и над ягодниками. Собираешь землянику или чернику, а чудной, осторожный зелёный дятел обсыпает тебя с засохшей сосны древесной трухой, гнилушками, корой. Посмотришь на него строго — замрёт: голова вверх, хвост — опора, коготки в кору впились. Отличная посадка для трудной работы. Правильно люди догадались: не болит голова у дятла.
А почему? Да потому что в удобной позе работает.
Домовитая птица дятел. Вспоминаю, как в начале мая толково и настойчиво выстукивает он дробь у своего дупла. Утром весело барабанит, вечером строго. Будущей, пока неизвестной подруге сигналы подаёт. Предлагает ей свою когтистую твёрдую лапку, выносливое противоударное сердечко, а заодно и жилище уютное.
— Слушай! — барабанит дятел. — Как гулко поёт твой будущий дом!
Значит, просторное дупло, удобное, в таком доме и уют строить легче.
Откровенная Лакая, затаённая Першокшна — реки наши дорогие. Прозрачные, быстрые, путанные, не очень глубокие и совсем не широкие. Что сказали бы вы, если б заговорили?
Нырнуло утреннее солнце в водную туманную гладь и понесла река золотой диск навстречу вечеру. Тени мрачных пущ, кабаньих и бобровых, полощутся, как медленные рыбы.
Полоска спелых луговых трав чисто отражается на границе воды и берега. Отражается долго — от пущи до пущи, от плотины бобровой до завала паводкового.
