— Уди, — говорит мальчишка Пудику. Спокойно говорит, даже ласково.
— Уйди! — часто слышит мальчишка на хуторе. Так взрослые сердито отгоняют котёнка, собаку, петуха, поросят, детей.
Антон Антонычу сердиться на зверей не за что, а словечко удачное упускать не хочется.
«Уди!» — слово грубоватое, но у мальчишки звучит приятно.
Каждый день смотрим с Антон Антонычем на ласточкино гнездо. Растут птенцы над моим окном. Выше и выше над краешком открытого сверху гнезда четыре аккуратные головки.
А родителям-ласточкам сидеть некогда, все кормят, кормят детишек.
Ближе к ночи полетел вдруг над хутором беспокойный ласточкин свист. Захлебывается свист, сбивается, в треск превращается.
Над землёю носятся ласточки-родители. Оказывается, детёныш выпал из гнезда и неуклюже шлепнулся на крышку улья под яблоней.
— Как же это, как же это? Арр-арр! — спрашивают друг друга ласточки.
Как? А так: взобрался Первый, и Самый Бедовый, детёныш на край гнезда. Взобрался и впервые почувствовал: нет мягких стенок, нет братьев-сестричек впритирку к его крылышкам. Свобода!
Покрутил чёрной головой, осмотрелся. Осмотрелся да и встряхнулся свободно. А пёрышки молодые, целые да упругие, взяли и расправились!
Нахохлился, заважничал Первый и Самый Бедовый. Ещё свободнее, веселее встряхнулся и закачался на спичечных лапках. Покачался-покачался на краешке и свалился, сорвался с гнезда.
Падает, а крылышки сами трепещут и несут куда-то малыша. На глаза улей попался. Бочком, бочком Первый Бедовый и допорхал до улья на неумелых крылышках.
Сидит с открытым клювом, дрожит. Родители носятся над первым слётком и кормят, кормят Первого Бедового. Про других птенцов забыли. А те слышат знакомые голоса, ничего не понимают и орут в три горла — есть просят.
И вот уже Второй Бедовый выбирается на край гнезда, посмотреть, в чём дело. Он спешит, не успевает как следует встряхнуться-расправиться и сразу сваливается!
Над хутором висит пронзительный свист-треск.
Выходит бабушка Антон Антоныча — тоже узнать, в чём дело.
А Первый Бедовый даже пошевелиться не может: и страшно, и зобок полон — перекормили родители.
Ласточки пикируют и пикируют над его раскрытым клювиком, носят и носят комаров и мушек. А он, дурачок, глотает от страха и дрожит.
Взяла бабушка птенца в ладонь, он не вырывается, снова, видно, потерянный уют вспомнил, гнездовое тепло. Сердце под белым пушком бьется, вот-вот из грудки выскочит.
Бабушка ладонь не раскрывает, боится выронить гулкое сердечко Первого Бедового. Внесла малыша в дом, а тут вопит Антон Антоныч. Вопит — засыпать не хочет.
