Алим дождался, пока у нее не выровняется дыхание, чтобы спросить:
— Ты собиралась мне рассказать когда-нибудь?
— Да.
— Я тебе не верю, — сказал он и повернулся, чтобы посмотреть Габи в лицо. — Я давал тебе много возможностей, но ты ничего не сказала.
— Я хотела сказать, когда буду далеко от тебя.
— Почему?
Габи не ответила, потому что не хотела признавать, что рядом с ним слабела и боялась того, на что может согласиться, когда лежит в его объятиях. Здесь ей казалось, что все идет правильно. Здесь, в пустыне, их любовь не казалась такой уж запретной; и мысль о том, чтобы стать его пустынной любовницей, выглядела восхитительно.
— У нас мальчик или девочка?
От мягкого вопроса, который демонстрировал, что Алим признает ребенка своим, у Габи выступили слезы на глазах.
— Девочка.
Она снова вспомнила одинокие часы родов, без Алима рядом; но теперь он сжал ее руку.
— Я назвала ее Лючией…
Ее душили слезы. Габи сглотнула и выдавила:
— Ты никогда меня не простишь, да?
— Габи… Я признаю, что тебе пришлось принимать невозможное решение. — Алиму это не нравилось, и, возможно, однажды он пожалеет о потерянном времени, но сейчас было не время; слишком многое ему нужно было узнать. — Когда она родилась?
— Когда мы виделись в последний раз, — сказала Габи. — Когда ты показывал Раулю отель.
Алим нахмурился.
— Ты не выглядела беременной, — сказал Алим. — Хотя, конечно, я изо всех сил старался на тебя не смотреть.
— Я сильно похудела, — ответила Габи. — Но с тех пор снова набрала вес.
— Хорошо.
Он был совершенно не таким, как все мужчины в ее жизни, потому что играл сейчас с ее животиком, как будто не видел на свете ничего красивее.
— Сначала меня часто тошнило, а потом я была слишком занята работой. Как раз собиралась уйти в отпуск, когда начались роды.
— Значит, получилось слишком рано?
— Лючия совершенно здоровая, — сказала Габи. — Врачи удивлялись, что такой ранний ребенок, но такой сильный.
— Это кровь аль-Лехан.
Однажды Алим расскажет ей о наследии крови, о всех детях, которые не должны были бы выжить, но выжили и стали правителями.
Но не сейчас.
Сейчас у него душа болела от печали из-за того, что родилась пустынная принцесса, но страна никогда не узнает ее имени. Как его дочь Лючия не существовала, кроме как здесь, в пустыне.
