— Мне здесь некомфортно из-за того, что ты со мной сделал, — сказала она, чувствуя слезы на глазах. Она бы хотела предложить более изысканный ответ, но правда заключалась в том, что тем утром он обрек ее на ад. — Не все из нас выскакивают из одной постели и сразу ныряют в другую. Ты причинил мне много боли, Алим. Я понимаю, что той ночью ты просто занимал время от скуки…
— Нет.
— Перестань! — воскликнула Габи и вскочила из-за стола; ей надоели попытки вежливости. Она была очень, очень рада, что вокруг не было слуг, что они посреди пустыни, и она может говорить все, что думает, так громко, как ей хочется. — Все было закончено, Алим. Я была готова выйти за дверь и снова стать твоей коллегой, не более. Но ты предложил мне год отношений! И работу! Предложил продолжение! А потом все отобрал. Тебя это заводит?
— Габи… — Он попытался взять ее за руки, но она стряхнула его хватку.
— А теперь ты решил, что снова хочешь мной обладать. Твои проблемы, Алим; я не желаю тебя видеть.
Слезы ручьями текли по ее щекам. Они оба понимали, что она лжет. Не видеть его было пыткой; быть рядом с ним — мукой.
Алим притянул ее в объятия, и, несмотря на сопротивление, она прильнула к его груди.
— Я не собирался причинять тебе боль, — сказал он. Он чувствовал ее гнев и отчаянное биение сердца.
— Но причинил. Столько боли…
— Тем утром я завтракал с отцом; он сказал мне, что объявляет диктат.
Габи нахмурилась, вспоминая давний разговор.
— Тот же самый, который применили к нему и Флер?
— Тот же.
— Почему ты не сказал мне тогда, не избавил от боли?
— Где? — спросил Алим. — В фойе отеля?
— Нет, но тебе принадлежит целый этаж в «Гранде Лючии».
— Согласно закону, я не могу находиться наедине с женщиной, которую желаю, если только это не моя будущая невеста.
«Которую желаю». Слова обожгли ее, лицо вспыхнуло; она хотела прижаться щекой к его прохладным одеждам и подчинилась желанию. Но так она чувствовала тепло его кожи и биение его сердца.
— Даже работать с тобой мне запрещено. Когда я показывал Раулю отель и встретил тебя в бальном зале, мне необходимо было уйти, иначе я нарушил бы закон, с которым вырос. Я могу быть с любовницей только здесь, в пустыне.
— И поэтому ты разбил здесь лагерь? — спросила она, поднимая на него глаза. Алим улыбнулся, и на секунду Габи ответила на его улыбку. Когда она смотрела ему в глаза, все проблемы в мире исчезали; когда он так улыбался, она могла забыть про боль и гнев.
— Я бывал в пустыне, — сказал Алим, — один.
