— Можешь приступать, — бросил он и шагнул в сторону, как будто один вид одежды Кимберли причинял ему боль.
Эбби развернула несколько вешалок, но ей показалось немного жутковато носить вещи умершей женщины, хоть они и были очень красивыми и очень дорогими. Интересно, что думал Люк, когда сравнивал купленную на распродажах одежду Эбби и вот эти шикарные наряды?
— Извини, — вздохнула она и сделала шаг назад. — Но, мне кажется, я не смогу надеть их. — Эбби повернулась к Люку и заглянула ему в глаза: — Зачем ты хранишь их? Почему не уберешь в коробку или в какой-нибудь ящик?
Люк закрыл шкаф, выражение его лица оставалось непроницаемым.
— У меня не было времени.
— Но уже прошло пять лет…
— Когда-нибудь я решу этот вопрос.
— Когда переедешь в дом для престарелых? — сыронизировала Эбби. — Мне кажется, что это неправильно хранить их так долго. Ты все время живешь прошлым…
— Поверить не могу, что именно ты читаешь мне лекции о том, что мне делать с моей жизнью.
Эбби прекрасно понимала, что в его случае сработал защитный механизм, и отступила.
— Люк, прости за любопытство. Это не мое дело, но почему ты до сих пор хранишь ее вещи? И ты абсолютно прав. У меня нет никакого права критиковать твой образ жизни, когда моя собственная — сплошной бардак.
Он вдохнул, а потом сдержанно выдохнул:
— Я храню их, чтобы помнить.
— Ее? Кимберли?
Люк развернулся и подошел к окну.
В комнате воцарилась тишина, похожая на неожиданную музыкальную паузу. Публика замерла и ждала, ждала, ждала, когда прозвучит следующая нота.
Эбби хотелось подтолкнуть Люка к разговору, но она знала, что будет лучше, если он сам заговорит.
— Кимберли погибла в тот вечер, когда я порвал с ней.
— О нет… — судорожно выдохнула Эбби, сердце которой мучительно сжалось. — Мне так жаль…
Когда Люк повернулся к ней, на его лице отражались сожаление и угрызения совести.
— Я думал о том вечере сотни тысяч раз. Что было бы, скажи я все по-другому или дождись другого дня или даже недели. Может, тогда она была бы жива.
— Ты… считаешь себя виноватым в ее смерти? — потрясенно посмотрела на него Эбби. — Но…
— А разве ты на моем месте чувствовала бы себя по-другому? — напрямую спросил Люк.
Ей нечего было возразить, потому что она сама до сих пор чувствовала себя ответственной за смерть матери.
— Люк… Я прекрасно тебя понимаю. И мне очень жаль, что ты так долго живешь с этим чувством вины. Наверное, это невыносимо.
Его лицо немного прояснилось, словно участливые слова Эбби немного сняли его внутреннее напряжение.
