Я говорила нарочито грубо. Пусть хоть этот держится от меня подальше и не знает, что происходит со мной на самом деле. Но надо же, я думала, он и после прошлого раза не позвонит.
— Извини. Хорошего путешествия, — ответил Костя и нажал отбой.
— Кто это был? — оказывается, Ник подошел и слышал как минимум часть разговора.
— Уже никто, — ответила я и почему-то расплакалась.
Мы решили взять с собой Гретхен.
Вернее, я сомневалась — вдруг с ней что-нибудь случится? Она еще никогда не уезжала из моего дома так далеко. Но Ник и слышать не желал, чтобы я ехала без нее.
— Ты очень привязана к этой кукле, — говорил он. — Возьми ее с собой, она поддержит тебя, если тебе будет плохо. И мне спокойнее, если она окажется с тобой, — добавил муж, видя, что я еще колеблюсь.
— А нас пропустят на границе? Это ценная кукла… — не знаю, почему я возражала, ведь мне и самой хотелось, чтобы Гретхен была рядом в тяжелый момент испытаний. В конце концов, я полюбила ее первой, гораздо раньше, чем встретила Ника.
— Давай возьмем с собой еще несколько твоих кукол и будем говорить, что едем на выставку, — предложил Ник. — Не бойся, я прослежу, чтобы все было в порядке.
Возражений у меня не нашлось.
Но в тот момент, когда все вещи оказались собраны и куклы упакованы, меня охватила паника. Я испугалась так сильно, как не пугалась даже в детстве. Мне представилось, что я собираюсь в последний путь и возврата не будет, что одной ногой я уже ступила на путь мертвых и иду по дороге, полной демонов. Я не знаю их имен, а потому не имею над ними власти.
Конечно, Ник заметил мое состояние. Он не стал заверять меня, что все будет хорошо, просто подошел и крепко обнял.
«Ничего страшного. Простая консультация. Мне обязательно помогут», — повторяла я про себя всю ночь, но так и не смогла заснуть.
Рано утром, когда еще только начало светать, за нами прибыло такси. Я вышла из дома, ежась на совсем не по-летнему прохладном воздухе, и думала, что родина провожает меня не слишком душевно. Будет ли она рада, когда я вернусь? Вернусь ли я? Старый, уже нуждающийся в ремонте дом вдруг вызвал у меня острое чувство привязанности. Помню, как входила в этот подъезд, начиная новую жизнь, гордая, что обрела самостоятельность. Помню этот подъезд и знаю, наверное, каждую трещину на его штукатурке.
Здесь я проходила тысячу раз — мимо пыльных кустов с чахлым шиповником, мимо детской площадки, на которой вечно околачивались узбеки-дворники в своих ярко-оранжевых жилетках, мимо дерева, где поселилось семейство ворон и по утрам часто не давало мне спать пронзительными криками. Все эти мелочи, до сих пор скорее раздражающие, вдруг показались невероятно милыми.
