Борис уже догадывался, в чем дело, но все еще надеялся, что это его слишком богатое воображение. Надеялся зря. Кукла! Проклятая кукла привлекала малышку, словно мед пчелу. Глядя на нее, девочка забывала обо всем и начинала улыбаться, словно видела не монстра, а лучшего друга.
И Гретхен тоже преобразилась. Ярче засияли ее глаза, а румянец на щеках, Борис был готов в этом поклясться, проявился сильнее.
«Ну а теперь кто кого?» — почти в открытую смеялась Гретхен.
Имя «Гретхен» девочка произнесла одним из первых, и кто знает, откуда она вообще его узнала — и Лена, и сын с его женой отрицали, что научили малышку этому слову. Борис все еще надеялся, что они над ним шутят — в семье было известно о его отношении к кукле.
На семейном совете голоса разделились.
— Не вижу повода для беспокойства! — сказал Сережа.
— Ты до сих пор не можешь отпустить прошлое, — вздохнула Лена.
А вот невестка неожиданно испугалась. Она долго выспрашивала про диагноз матери Бориса, качала головой и сосредоточенно хмурилась.
— Мы должны быть внимательны к нашей малышке, — решили тогда. И каждый надеялся на то, что, если дать страху имя, обретаешь над ним власть.
Увы, это было не так.
В тот день, когда внучка едва не разбила Гретхен, Борис вдруг поверил в возможность избавления, но дальнейшее поведение девочки, бросившейся извиняться перед куклой, поставило на этих надеждах жирный крест.
Наше время, начало июля
Ник был так осторожен и ласков со мной, что я сама начала напоминать себе хрупкую фарфоровую куклу.
Дошло до того, что он даже не давал мне помыть посуду.
— Я сам! Отдохни! — повторял он.
И, конечно, такое поведение незаметно стало меня нервировать.
— Ты думаешь, я больная? — не выдержала я однажды. — Или настолько недееспособна, что даже тарелку после обеда не помою?!
Он не ответил. Я слышала, как вода бьет в металлическую раковину, и от этого звука в голове поднимался гул и нарастала паника. Мне хотелось кричать, разбить что-нибудь, лишь бы наконец обратить на себя внимание мужа. Но грязная посуда, похоже, занимала его гораздо больше.
Ник неспешно домыл тарелку, выключил воду и только после этого повернулся ко мне.
— Что за ерунду ты придумываешь? — спросил он, пожимая плечами. — Ты моя жена, я хочу тебя баловать и всю жизнь носить на руках. Разве этого недостаточно?
Я растерялась, не зная, что и ответить.
— Ну что ты? — Он неторопливо вытер руки и обнял меня, прижимая к своей надежной груди. — Не бойся, я люблю тебя и хочу о тебе заботиться.
