– О-о, – протянул Феррис.
Он никогда не слышал, чтобы Ингрид так критически отзывалась о Дэвиде.
– От всех этих неудач он киснет, – продолжала она. – Наверное, уже рассказал тебе о моем ультиматуме?
– Кажется, я что-то слышал об этом.
– Здесь дело не в деньгах. А в том, что с ним становится просто невыносимо жить рядом. Он не может чувствовать себя счастливым, когда узнает об успехах друзей, потому что это лишний раз напоминает ему о собственных недостатках. Он все чаще огрызается на меня. Он уходит в заднюю комнату, чтобы выпить и заново перечитывать интервью в «Пэрис Ревью». Не думаю, что он что-нибудь пишет. – Женщина повернулась к детям, прикрыв живот ладонью. – Сейчас это уже не имеет значения.
Биллу не хотелось прерывать разговор, но, как юрист, он умел читать лица своих клиентов. И мог с уверенностью сказать, когда они намерены ему открыться, а когда нет. Когда они этого не хотели, то задавать вопросы и пытаться что-нибудь из них вытянуть было пустой тратой времени. Поэтому он спросил:
– Ну а какое у тебя сложилось мнение о Мартине Бишопе?
Паркер пристально посмотрела на суетящихся неподалеку детей, и глаза ее заблестели.
– За многие годы моего общения с людьми это первый человек, которому не все равно. Который переживает.
– О чем?
– Да обо всем. Обо всех нас. Ты, наверное, подумал, что он до смерти разозлился на Дэвида. Так бы поступила я. Но только не Мартин. Он сказал, чтобы я не испытывала к Дэвиду ненависти, потому что мой муж просто испорчен нашим обществом потребителей. И теперь просто не в состоянии отличить истину от лжи, реальность от фальшивки.
– Но Бишоп проповедует такую вещь, как убийство, Ингрид…
– Вовсе нет. Он отстаивает лишь угрозу убийством. Здесь большая разница.
– Не очень.
– Он знает, – объяснила женщина, – что без угрозы чрезвычайных действий политики не станут никого слушать. Если не это, то единственное, что они поймут, – это большие деньги. Мы все это знаем – и ты, и я, – но один лишь Мартин видит, насколько больным является наше общество, и он пожелал заявить об этом громко, во весь голос. Он единственный, кто не забыл ощущение ужаса и страха. И в нем нет ни капли цинизма.
Билл толком не знал, что на это ответить, и поэтому решил повторить собственные слова:
– Речь не просто об убийствах, но прежде всего о терроризме. Этот человек защищает терроризм. А это худший вид цинизма.
Паркер покачала головой.
– Терроризм рассчитан на то, чтобы устрашать и терроризировать массы. Мартин же заинтересован лишь в том, чтобы устрашать элиту и отдать власть широким массам. Он хочет… – Она задумалась, подыскивая нужные слова. – Он хочет перенести борьбу непосредственно в стан преступников. Хочет, чтобы люди поняли, как это просто. Нужно лишь захотеть.
