И он, как всегда, вынудил меня ответить за него на мой же вопрос.
4
Это и был его метод: подталкивать тебя к созданию лжи из его правды. Не желая быть замешанным в его деяниях, я ушел в себя. Кроме того, у меня иссякли внутренние силы, вопросы, стремление продолжать. Как ни увещевал меня Джин Пейли, как ни бился я сам, мне становилось ясно, что книга останется незавершенной. Я понимал, что Хайдль, даже заручившись моими услугами, вовсе не стремится закончить мемуары. Скорее наоборот. До меня дошло, что Хайдль подло саботирует любую запись подробностей. Помимо всего прочего, запись предполагала работу, что наводило на него тоску, равно как и книги, история и грядущие поколения, а потому многое из моих знаний и умений было для него пшиком. До меня дошло, что Хайдль, будучи преступником, не желает фиксировать детали на бумаге.
Большая часть из того, что он говорил, оказывалась совершенно не пригодной к использованию. Менее опытные лжецы стремились бы придать вранью хотя бы видимость правды и логики. Но жизнь никогда не бывает логичной, и он в какой-то момент, задолго до нашего знакомства, понял, что полнейшая несостоятельность его химер служит вследствие некой алхимии самым убедительным их доказательством. Хайдль, подобно Всевышнему, имел в своем активе грандиозные свершения, но в книге нужно было обходиться лишь тем, что правдоподобно и реально осуществимо.
Я сидел молча. И, будто наперед зная мои мысли, Хайдль шагнул в зияющую между нами пропасть. Наконец-то он стал рассказывать правду о том, что происходило с ним раньше. Это были не очень откровенные рассказы, но захватывающие и даже в чем-то полезные; он говорил и говорил. Речь его, от которой голова шла кругом, лилась полноводным потоком, а потому стрелки часов ускоряли свой бег, приближая послеполуденные часы, предзакатное время, желтые катаклизмы сумерек и наступление вечера, чьи катастрофы цвета и тьмы превращали бесцветный кабинет в дивную обитель.
А Зигги Хайдль все не умолкал.
Одни рассказчики говорят непринужденно, переходя от легкой рысцы к резвому галопу. Другие уподобляются слонам, которые медленно тащат за собой поезд, но все же движутся вперед. Бывают и настоящие, неподражаемые рассказчики, вроде Хайдля. Они способны тебя оседлать, и ты поскачешь быстрее и быстрее, считая, будто сам этого хочешь, и совершенно не сознавая, пока не окажется поздно, слишком поздно, что верховой направляет тебя к гибели, а ты не в силах помешать этому рассказу стать твоей судьбой.
