Сядь и замолкни | страница 29
Обрати внимание на ту самую паузу перед появлением мыслей. Попробуй, удерживать эту паузу, не производя дальнейшей умственной жвачки. Посмотри, как долго это у тебя получается. Возможно, это получается всего на пару секунд. Так вот это оно! Безмыслие.
Вся фишка безмыслия состоит в том, чтобы не пытаться усилием воли остановить мысль. Если ты и направляешь на что-то свою волю, так это на то, чтобы не пережёвывать возникшую мысль, в результате чего она и превращается обычно в мысленную жвачку. Это, конечно, опять же легче сказать, чем сделать, но потренируйся немного, и это скоро начнёт получаться.
А если порой у тебя никак не получается — ну, что ж, бывает. У всех такое бывало. У всех — у меня, у Догэна, у Далай Ламы, вообще у всех-всех-всех. Тут важна тренировка, а не результат. То, что мы называем результатом, или ещё хуже — успехом, это лишь способность нашего ума давать определения. Вот это успех, вот это неудача. Кто определяет? Ты и определяешь. Вот и всё. А реальность — она вне всех этих определений, она просто есть.
Далее, Догэн обращается к технической стороне вопроса, используя выражение «сё-шин-та-дза», что означает прямую позу сидя. Обрати внимание на то, как ты сидишь, не клонишься ли в ту или другую сторону. Следи за плечами. Я поначалу задирал их чуть ли не к самым ушам. Мой учитель тогда подошёл и надавил мне на плечи. И я даже удивился, так как совсем не замечал этого.
Есть такое положение, в котором твоей спине будет очень легко сохранять вертикальное положение почти без усилий. У всех она немного отличается, да и раз на раз не приходится, но ты сможешь её найти точно так же, как когда-то тебе удалось найти равновесие при катании на велосипеде. Помнишь, как сначала у тебя никак не получалось? Но не было никакого смысла себя за это наказывать. Ты просто садишься на велосипед снова и снова, и в один прекрасный момент у тебя получается.
Следующий пункт Догэна — оставить ум и тело. Я знаю, для многих это звучит как-то стрёмно. Но Догэн тут говорит о конкретной сфере деятельности, в которой ум и тело соединены в одно целое. И тут нет никакой мистики. Тело и ум всегда действуют заодно. Смотреть на них по раздельности — это просто наша привычка.
Единственным способом, которым я мог сыграть в тот вечер свою партию баса в нашей версии «Не хочу ходить с тобой», было — оставить ум и тело. Ум должен был работать сам по себе, в том смысле, что я не думал, что и как играть, а тело — само по себе, в том смысле, что я не отвлекался на какие-то нужды. Мне просто нужно было играть.