— Ну что, святой Варнава, прощаешь ты мне мой грех или нет? Если нет, то знай, апостолишка, что я пошлю тебя ко всем чертям.
Черно-желтый святой на иконе ничего не ответил. Но попу послышался какой-то ответ. Он снова трижды перекрестился. Трижды поднялся на носки и трижды поцеловал икону.
— Благодарю, святой Варнава, благодарю тебя… Долгих тебе лет жизни, святейший… Долгой тебе жизни… Ты много страдал… Но я повеселюсь и за тебя. Много горя и бед выпало тебе на долю, прежде чем ты стал святым, святой Варнава!
Пока рыжебородый поп разглагольствовал, в трактире все стихли, слышалось лишь жужжание мух, что вились вокруг баранок, связками висевших под потолком.
— Ну, а теперь, трактирщик, тащи цуйку… Старую крепкую цуйку, трактирщик…
— Старую, отец Трипон… Крепкую, отец Трипон. Мы ведь знаем ваши вкусы, отец Трипон.
— Мои вкусы? Нет, вкусы святого Варнавы, трактирщик. Я пью вместо святого Варнавы, трактирщик, только вместо святого Варнавы. Я и веселиться буду за святого Варнаву. Потому как святой Варнава просвещает мой разум. Потому как… святой Варнава помогает мне в трудную минуту. Потому как…
— Известное дело, отец Трипон. Вы пьете вместо святого Варнавы, а выпимши бывает ваше преподобие.
Отец Трипон пропустил мимо ушей глупую шутку трактирщика. Повеселев, принялся чокаться со всеми. Чокнулся и со мной.
— Послушай, — спросил он меня, — ты ведь слуга соргского старосты?
— Да, батюшка, служу у татарина.
— Что ж… Татарин тоже человек… Хоть и не ходит в церковь и не пьет вина. Но с татарином из Сорга у меня особые счеты. Татарин из Сорга взял в услужение христианина…
— Я нанялся к нему по доброй воле.
— К тебе у меня никаких дел нет. А вот с татарином из Сорга мне придется свести счеты, хоть он и староста.
В трактире все пили ракию. Пили без меры и удержу. Пили, как я воду. Первые полчаса я, чужак, держался в стороне. Какие-то женщины — не молодые и не старые, не уродливые и не красавицы — робко жались возле меня. Наконец, от них отделились две — обе костлявые, долговязые, с большими, вытянутыми, как у лошадей, головами; они подошли и, хихикая, подталкивая меня локтями, стали прижиматься ко мне; одна из них сказала:
— Не угостишь ли нас винцом, сосунок?
Они пододвинули стулья. Одна из них уселась справа, другая — слева от меня.
— После угощения выбирай любую. Какая понравится. Мы друг на дружку не обижаемся. У каждого свой вкус.
— А как же ваши мужья?
— Э! Наши мужья через час упьются до бесчувствия и останутся здесь гулять до ночи.
