— Ничего! Чтобы горло не пухло и нарывов не было.
— Вот подрастешь, и не будет нарывов.
Хорошие парни выросли у старой Петры. Все их знают. Все расхваливают. Все ей завидуют. Выросли они работящими, домовитыми, не гулливыми, хоть и растила их сызмальства Петра одна, без мужа.
— Трудитесь, сил не жалея, — наставляла она сыновей. — Бедняку без работы — погибель. Работящими будете — не пропадете, и я вам буду не в тягость.
Нене Стэнике и нене Михалаке, как и мы все, работают и в Белитори, и в Бэнясе, в Сайеле и в Секаре. На помещика. Трудятся с утра до ночи не покладая рук. Только от такого труда сильно не разбогатеешь. А мужики они не промах — расчетливые. Нене Михалаке и женился, к примеру, не с бухты-барахты, как иные прочие, что млеют от девичьего взгляда. Он искал жену себе под стать, чтоб никакой работы не чуралась. И нашел себе Нету. И женился на ней. А где он ее нашел? Аж на берегу Олта, в селе, которое зовется Почесуха. И что это за название такое никудышное?.. Рассказывают, давным-давно, при царе Горохе, когда лисы с курами дружили, а волки овец сторожили, стояла в тех местах корчма, и хозяйничала в ней игривая, смазливая, пухленькая да бойкая на язык бабенка. Звали ее Илинка. До сих пор про нее песенку поют:
У Илинки, у Илинки
Выпьем мы кувшин палинки…
Вино у Илинки лилось рекой, но попивали у нее и водочку. А закусывали овечьей пастрамой с белым теплым хлебом. Хозяйка она была ласковая, всем угодить умела. Гости ни в чем нужды не знали — и за свои деньги ели досыта, пили допьяна, и вдобавок получали то, что ни за какие деньги не купишь…
— Дарие!..
— Что, тетушка? Я что-нибудь не так сказал?
— Так, Дарие, так… Ну а дальше-то дальше что было?
Как-то прасол гнал стадо к дунайским плавням и заночевал у Илинки. Чем одарила Илинка прасола — никому не ведомо. А вот прасол наградил Илинку чесоткой. Илинка полечилась крепким раствором щелочи с серой и выздоровела, но прежде успела облагодетельствовать чесоткой не одного гостя. И те передали чесотку своим женам и ребятишкам. С той поры по милости бедовой корчмарки и пристало к безвинному селу поганое название Почесуха. Даже и теперь — встретишь мужика из тех мест и спросишь:
— Откуда ты, дяденька?
А он потупится и скажет:
— Из деревни не хуже других.
— Что ж, Нета из рода той самой Илинки?
— Откуда же еще? Только не любит она в этом признаваться. Нета стыдлива, тетушка Уцупер.
Тетушка лукаво улыбается. Я чувствую, мой рассказ пришелся по вкусу: солоноват, но в меру.
