– О взаимности не мечтай, – поэтично вздохнул Гоголев. – Какого хрена ты орешь у меня над ухом в столь ранний час, младший лейтенант Андрюшкин?
Николай Николаевич Гоголев апатично курил сигарету – на плацу, рядом с недавно возвращенным из угона танком. Андрюшкин пытался изгнать командирскую апатию лучезарной улыбкой. Попытка осталась попыткой.
– Я пру из кабинета нашего нового командира, – развязно рассказал Аристофан. – Бегал к нему по важному делу. Хотел узнать, сколько бойцов из моего взвода он завтра потребует на тёщин огород, на прополку картошк…
– Полкан Чудачкин умотал в Столицу на дурацкое совещание, – равнодушно перебил Гоголев.
Пояснение осталось без внимания.
– Я пробыл в пустом кабинете секунду. И вот свершилось! – зазвонил телефон! По законам жанра я взял трубу… Звонил человек-полковник.
Апатия Гоголева всё-таки покинула его:
– Чувак из военной прокуратуры. Ну-ну!?..
– Моё дыхание в телефоне было принято за дыхание Чудачкина, – гордо сказал Андрюшкин. – Поэтому человек-полковник мне рассказал то, что положено знать только новому комчасти! – Аристофан эффектно подбоченился.
– Корона – это тот предмет, что хрен снимешь, один раз надев, – сделал нравоучительную ремарку Гоголев.
Ремарка традиционно была проигнорирована.
– Застрелили Баева. И я был шикарно прав. Только Баев расстался с сослуживцем, он сразу улетел на небо, – вдохновенно пел лейтенант Андрюшкин. – Но не один, а в обнимку с нарядом полиции. Ещё десятка честных граждан в реанимации. Так сказал человек-полковник.
– Ни хрена себе! – Гоголев затянулся тлеющей стороной сигареты.
– Товарищ подполковник, я вас прошу о личной просьбе! – твердо сказал лейтенант Андрюшкин.
Гоголев проплевался полусгоревшим пеплом.
– Замолвите за меня словечко перед Чудачкиным?.. Чтобы именно я повез «Груз – 200» на родину Баева. Я никогда не был в Сибири и очень-очень хочу там побывать!
– Что!? – охренел Гоголев.
– Хочу в Сибирь! Очень вас прошу! – Аристофан повесил на лицо фирменную улыбку.
Николай Николаевич улыбнулся в ответ. Он улыбался в жизни мало и поэтому фирменной улыбки не выработал. Андрюшкин улыбнулся ещё фирменней, а потом подмигнул Гоголеву и его не фирменной улыбке.
Капитан взял младшего лейтенанта за уши, приблизил свою улыбку к его улыбке и мягко сказал:
– Аристофан, ты – остолоп!
Улыбка у подчинённого соскочила. Он насуплено сказал:
– Товарищ подполковник, я вас люблю.
– Ты тоже педик!? – сощурил улыбку Гоголев.
На этом все улыбки иссякли.
