Кровавую тишину прогнали тоскливые возгласы, что заметались по застенку вперемешку с кашлем: «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…», «Михал Михалыч…».
– Все могут идти к этой матери! – напомнил Крысятин, отирая закопчённую мордочку. – Кроме трупа Михал Михалыча! Потому что трупы мы не выпускаем!
Спустя сорок дней – произошли три события: утром, днём и вечером.
Утром
– За блестящую операцию по поимке опасных бандюганов награждаются двое ментов из столичной уголовки! – торжественно объявил генерал Вахромеев. – Медалями МВД третьей степени!
Награждение происходило в Главном Корпусе «Министерства Внутренних Дел», в Первой Парадной Зале. На Большой Сцене нарисовалась неразлучная полицейская парочка, смущённо подгребла к генералу.
– Практически всех пойманных ими бандюгов вчерась выпустили по амнистии, – добавил Вахромеев. – Но это значит только то, что медали запоздали. А не то, что менты сработали хреново!
Генерал фамильярно наколол награды на груди и представил полицию кворуму в зале:
– Прошу любить и помнить! Родственники – типа братья! Свинук и Свинятин! Им – героям, слово!
Награждаемые сегодня одели служебные бушлаты, были без оружия и без наручников.
– Мы не родственники, – поправил Свинятин.
– Мы просто работаем вместе, – подтвердил Свинук.
– Это народ не волнует, – тихо отметил генерал. – Скажите спич или спасибо, и убирайтесь со сцены! Мне ещё полсотни медалей надо раздать…
Днём
У тлеющего костра, на Главной Столичной Помойке, посиживали Тома и Профессор. Супруги отобедали ржаным хлебом с солёным салом, и сонно смотрели вдаль.
Там, вдали, по полю гулял Нацик… без нимба и иных признаков ангела, но с улыбкой на блаженных устах. Рядом бегал Зверь в виде единого целого кобеля, он махал задорным хвостиком.
– Профессор! Пошли просить отца Серафима о трудоустройстве и каяться? – не выдержала позыва сердца Тома.
– Пятнадцать лет я преподавал физику и не верил в Бога, – неуверенно заявил экс-учёный. – А прожив на Помойке ещё пятнадцать лет – не только не верю, но и разочарован в Боге, в которого я не верю…
…по полю, в направлении храма, шли муж и жена. На ручках у Томы пушистым клубком свернулся Зверь. Он – спал, и ему снились стихи:
Ангелы в небе играются чудно,
Солнышко светит, роса на траве,
Спас меня Господи – дал то, что нужно,
Обрёл я блаженство на грешной земле…
Вечером
– Сорок дней назад мы подобрали тебя на улице: голодного, холодного и покрытого язвами! Мы тебя отлелеяли и стали холить. И ты, в порыве благодарности, завещал нам свою душу! Мы оценили глубину Поступка, так как душа – это самая ценная вещь для разумного человека. А ты разумен, даже очень. И у тебя громадный потэнциал! Очень громадный, хех! – молвила первая Хрюшка со Столичной Рублёвки, и облизнулась.
