– Сынок, а Илью держат в Конторе? Может, сходить, попросить за него? Он не может быть виноват.
– Мама, не надо! Только не ходи в Контору! – Сашка вскочил. – Он… он на самом деле виноват. И… мы с ним больше не друзья!
Мама ещё что-то говорила, но Сашка прошёл мимо неё в комнату и стал расстилать себе на полу. Надо было лечь спать, чтобы не разговаривать с мамой. Надо было лечь и всё хорошенько обдумать. К тому же голова гудела от всего этого безумного дня…
Мама грела чай, предлагала ему поесть, потом ещё долго сидела за проверкой тетрадей, вздыхая и шелестя страницами. Сашка лежал неподвижно и думал. Думал о том, что совсем, оказывается, не знал Илью. Не знал того, с кем год стоял в шеренге рядом, спал на одной двухъярусной койке, сидел за одной партой.
А ведь они с Ильёй даже не ругались. Сашка вспомнил, как на одно из первых построений приятель притащил драного котёнка, подобранного у забора Корпуса, и за это загремел в карцер. Сашке показалось несправедливым такое наказание, и он стал пререкаться с офицером, за что его тут же посадили рядом с другом. Тогда они поклялись никогда не расставаться.
– Вот смотри, – говорил тогда Илья, – мы постоянно попадаем в одно и то же место, вот в Корпус, в одну роту, в один карцер. Ты думаешь просто так? Нет, это не просто так. Мы, наверно, как-то связаны.
– Да, – ответил Сашка, подумав. – Конечно, мы связаны. Давай поклянёмся дальше никогда не разлучаться, даже если нас пошлют на войну.
– Давай, – согласился Илья. – Только клятву нужно скрепить кровью. Чтобы всё было серьёзно.
Илья, найдя в кармане гвоздик, расковырял себе палец, потом то же самое сделал Сашка.
– Ну, вот, – сказал Илья, когда они перемешали кровь, – теперь мы никогда не расстанемся…
Наконец, мама погасила лампу и легла. Сашка, кусая губы, подождал, пока она уснёт, и только тогда всё-таки разревелся. Теперь было можно. Раньше он и не подозревал, что в нём такой запас слёз: он плакал и плакал, а слёзы всё не кончались. На улице было совсем темно, когда обессилевший Сашка не то заснул, не то потерял сознание…
Утро было унылое: по крыше барабанил мелкий дождик, ветер трепал пожелтевшие листья старых клёнов. Сашка проснулся и долго не мог сообразить, что же произошло и почему он дома, а когда вспомнил, стало совсем плохо. Мамы в комнате не было – наверное, уже ушла на работу. Он встал, пошёл в душ. Из зеркала на него смотрел худой бледный подросток, почти ничем не напоминающий прежнего Сашку. Слишком усталый и измотанный был у него взгляд. Повязка за ночь сбилась, обнажила затянутую кровавой корочкой рану. Сашка отвернулся, встал на цыпочки и достал с полочки старенькую аптечку. Раньше родители хранили там бинты, йод и прочие медикаменты для первой помощи непоседливому сыну, который то падал с дерева, то повисал на колючей изгороди. Бинт в коробке был. Морщась от боли, Сашка туго перебинтовал себе голову, потом проглотил пару таблеток, которые ему дали в санчасти, умылся, вышел в подъезд и постучал в соседнюю дверь. У соседей тёти Лизы и дяди Вити был единственный в доме телефон.
