Я купил эту квартиру отчасти из-за доступа к крыше, – продолжал он. – Вся площадь крыши принадлежит мне. Поскольку мой дом выше большинства близлежащих зданий, сад очень уединенный, хотя вокруг миллионы людей. Предыдущие владельцы держали на крыше только мебель, но я превратил патио в сад, который, как мне кажется, понравился бы моей матери.
Оливер понятия не имел, почему так долго болтает о саде и своей любви к нему. Он никому о нем не рассказывал, но простой вопрос Люси спровоцировал его на откровенность. Он не понимал, почему она оказывает на него такое влияние. Между ними была не просто страсть, а нечто большее. Реальная связь, которую он хотел сохранить, вопреки доводам рассудка.
– А здесь можно где-нибудь присесть? – спросила Люси, наклоняясь, чтобы понюхать большую темно-красную розу.
– Да. По этой тропинке мы выйдем к беседке, где я поставил мебель.
Они прошли по тропинке в окружении кустов роз, гардений и цинний, к увитой виноградом беседке на южной стороне здания. Отсюда открывался лучший вид с крыши, демонстрируя постоянно меняющиеся цвета верхней части Эмпайр-стейт-билдинг. У беседки стоял двойной шезлонг, идеально подходящий для принятия солнечных ванн, отдыха с бокалом вина или виски или работы с ноутбуком.
– Ого! – Улыбаясь, как ребенок, Люси сняла туфли на высоких каблуках и улеглась на шезлонг с приподнятой спинкой. Она слегка подняла платье и пошевелила пальцами ног с накрашенными розовым лаком ноготками. – Это потрясающе. Я жила бы здесь, если бы могла.
Оливер улыбнулся и присел рядом с ней. Укладываясь на шезлонг, она не думала о том, что испачкает дизайнерское платье, и ему это понравилось.
– Я нечасто здесь отдыхаю, – сказал он. – Уход за садом отнимает большую часть моего свободного времени, потому что я все делаю сам. Я выдергиваю сорняки и пересаживаю растения. Обрезаю кусты и поливаю цветы. Работы много, но она отвлекает меня от забот.
Люси вздохнула и, отпив вина, прижалась к его плечу. Оливер почувствовал, как тепло ее тела проникает через ткань его рубашки и согревает кожу. От ощущения близости у него чаще забилось сердце. Внезапно ему захотелось сорвать с шеи галстук-бабочку и усадить Люси себе на колени. Но сегодня вечером он решил не торопиться.
– Подумать только, – сказала Люси, – я считала тебя бессердечным трудоголиком, который в свободную минуту преследует меня.
Оливер рассмеялся, на мгновение отвлекаясь от своих страстных переживаний. Люси говорила все, что у нее на уме, и Оливеру это нравилось. В ее словах не было фальши. Они были искренними и бодрящими, хотя и немного оскорбительными.
