Вот он. Встав на цыпочки, вырисовывает буквы на стене. Походные бесформенные брюки, серое пальто с капюшоном.
— Молодой человек, что Вы тут делаете? — спрашиваю строго, воображаю себя полицейским. Граффитчик оборачивается. Из тени капюшона смотрит Катя. Не узнаёт, не видит, вовсе не на меня смотрит — сквозь. Нет, не она — моложе, черты лица жёстче. Нет, она.
— Катька!
Волна проходит по воздуху, другая, третья, ломается, гнётся пространство. Со всех сторон и ниоткуда я слышу крик на высочайшей из возможных частот, на пороге ультразвука. Кровь ударила в голову, рубиновый океан затопил весь мир. Я, кажется, упал.
Пришёл в себя на скамейке у Егория. Рядом дремлет бродяга, пахнет луком и перегаром, и от этого нестерпимо гудит голова. Больше вокруг никого.
* * *
Хожу и езжу по городу — по центру, по разным районам, рассматриваю граффити, начинаю различать стили, понимать тайнопись. Мёрзну, греюсь в кофейнях, пью много кофе и сплю скверно. Копаюсь в черновиках, пробую снова начать писать, мысли сбиваются на другое. От заказчика моего никаких известий, на звонки не отвечает. Я что-то нарушил в его планах?
Хотел зайти к нему — дверь никто не открыл. Выглянула из квартиры напротив любопытная соседка:
— Вы к кому, молодой человек?
— К Якову Арнольдовичу.
— Так там не живёт никто уже год. Вы, верно, адресом ошиблись.
Возвращаюсь на Иванову горку, ищу на стенах знакомые слова. Ни одного. То ли правда смыло их дождями, то ли записали-закрасили. И в Камергерском пусто.
* * *
— Кайт, ты знаешь эту девушку? — я показал бомберу фотографию жены.
— Мы же договорились — никаких лиц и имён. Откуда мне знать, что ты за овощ?
Нервный, длинный, он похож на богомола, готового напасть. Без возраста, из породы вечных мальчиков, в кожаных штанах и куртке-косоворотке.
— Хорошо, второй вопрос. Вот тег.
Рисую по памяти на салфетке слово со стены в Старосадском.
— Чей почерк?
— Чужак. В первый раз вижу такую графику, никто из наших так не метит. У Жирного в коллекции поищи.
Мой собеседник резко встал, вышел, почти выбежал из «Ронсара». В этом же кафе в конце июля мы встречались с Яковом Арнольдовичем. Я вернулся домой, стал изучать самое полное собрание городских граффити.
* * *
— Никто меня не пасёт. Кому я нужен? Писатель Саша, рассказики пишу.
— Не уверен. Что у тебя?
Пытаюсь повторить надпись, фотографирую, отправляю. Жирный отказался встречаться, не захотел созваниваться в видеорежиме. Только голос, и тот изменён.
