Ночью никак не могу уснуть. Выхожу из своей комнаты, заглядываю к Андрею. Он сидит на кровати, подсунув под спину подушку, и пялится в книгу. Делает вид, что читает, хотя перед кем ему делать вид, ведь он не замечает меня. Я стою так, чтобы меня не было видно, и наблюдаю. Наблюдаю достаточно долго, и за все время Андрей ни разу не переворачивает страницу. Он даже как будто не стремится сосредоточиться — просто смотрит сквозь строчки и буквы, прожигая твердую обложку лазером безучастного взгляда. Я ухожу, долго ворочаюсь в постели, а потом снова заглядываю к Андрею. Теперь он лежит на животе, уткнувшись в подушку.
— Ты спишь? — спрашиваю тихо, высунув голову из-за двери и обнаружив себя. — Ты спишь? — повторяю чуть громче.
— Нет, — отвечает отец, не отрываясь от подушки.
— Я тоже что-то не могу уснуть, — говорю, делая шаг в комнату. — Может, поговорим?
— О чем?
Он все так же говорит в подушку, и это значит, он плачет. Не ревет, как баба, конечно, просто слезы текут, а он изо всех сил старается от меня их скрыть. Ровное дыхание выдает его с потрохами, но я делаю вид, что ничего не замечаю. Он глубоко вдыхает, как может незаметно вытирает щеки о подушку и, надеясь на темноту, поворачивается ко мне. Черт, я же знаю, что у него периодически случаются эти слезные срывы! Это понятно, когда твой любимый человек в таком хреновом состоянии, и не ясно, выберется ли, а ты ради маленького шанса всю свою жизнь готов продать, еще не так сорвешься. В общем, я его не осуждаю и сочувствую ему, но он, и я это давно понял, хрен когда передо мной покажет свою слабость. Интересно, с Владом у них такая же фигня была. То есть, сейчас-то все понятно, а раньше? Они так же друг перед другом выделывались, что такие непробиваемые мужики? Хотя, о чем им было особенно плакать. Такой задницы, как сейчас, никто и вообразить не мог.
— Ты-то что не спишь, Юр? — спрашивает Андрей так непринужденно, что я сейчас сам разрыдаюсь от его скрытности.
— Да так, — отвечаю. — Мысли всякие.
— Что за мысли?
Видно, что его не очень-то сейчас интересуют мои мысли, да и я сам, наверное, тоже, но он старается. Мне кажется, его давно уже ничего не интересует. С того момента, как с Владом случилось все это, Андрей как в кокон ушел и наблюдает за внешним миром через прорехи в плотных волокнах.
— Все же будет хорошо? — спрашиваю я как тупой мелкий идиот. — С Владом, в смысле?
Сто раз давал себе зарок, не начинать даже разговоры о Владе. Ну и так же все ясно, чего еще нагнетать, но всегда, как дурак, заворачиваю в эту сторону. Потому что сам волнуюсь жутко и тоже пытаюсь, как могу, своих переживаний не показывать. Вот ведь, это у нас семейное, похоже.
