Он подарил мне крутую бритву, хотя пока она мне была особенно не нужна, а потом объяснил технологию. Андрей сказал, что сначала надо распарить лицо, чтобы не было раздражения, что бритву надо споласкивать в горячей воде.
— Да мне пока эти мелочи ни к чему, — бурчал я, внутри почти мурлыкая от счастья, — У меня не особенно растет пока что-то.
— На будущее, — сказал Андрей. — Лучше сразу быть в курсе, чтобы не провести лучшие годы с прыщавым лицом.
— А у тебя были?
— Кто?
— Прыщи на лице.
— Немного. Мне повезло, — ответил он.
Блин, значит, он всегда был таким красавчиком! Повезло же ему, ничего не скажешь. А у меня на щеках и на скулах периодически высыпался прыщавый урожай, и еще на шее, — в общем, ужас.
— Может, тоналкой замазывать? — как-то спросил я.
— Нет уж! — Андрей рассмеялся. — Давай лучше найдем какое-нибудь волшебное средство.
И он всегда находил. От прыщей, от царапин, от ушибов, от болей в голове, — он всегда знал, что поможет. Даже фильмы от депрессии идеально мог подобрать.
Самыми любимыми моими минутами с того дня стали те утра, когда мы с Андреем брились вместе, стоя рядом напротив одного большого зеркала. Я украдкой смотрел на него и старался повторить движения. Правда, часто бриться мне пока необходимости не было, поэтому иногда я только притворялся, что у меня уже наросло достаточно.
— Да у тебя нет ничего! — смеялся Андрей.
— Отстань! — бурчал я как будто недовольно, — Мне лучше знать!
Он усмехался, а я вставал рядом, брал свою собственную бритву, свою пену для бритья и начинал мужской ритуал. И каждый раз я мечтал, чтобы только эти утра длились подольше. Я бы лучше пропустил завтрак, но постоял, растягивая процесс бритья, рядом с отцом в наполненной паром ванной.
*** *** ***
Это все было мое прошлое. Хорошее, плохое, местами очень веселое, местами горькое, как черный перец, но прошлое. Оно многому меня научило. Научило, главным образом, тому, что предстояло разрушить настоящему. Настоящее, кажется, началось в тот самый день, когда этот гондон Канарейкин принес под своим хвостом странную новость.
После того, что выдает эта сволочь с птичьей фамилией, я ухожу с уроков. Несколько часов шатаюсь по улицам, кутаясь в осеннюю куртку от ноябрьского ветра, пытаюсь соотнести в голове хоть что-то. Обрывки фраз, заполняющие пространство слухи, временные промежутки неоднозначного молчания, — все смешивается у меня в какой-то неудачный коктейль. Наконец я подхожу к дому, влетаю в подъезд, забегаю пешком на седьмой этаж. Я знаю, что Андрей дома. Он встречает меня в домашних спортивных штанах и белой футболке. Волосы мокрые. Полотенце, которым он только что их вытер, перекинуто через шею.
