— И ты вот так его сдал? — спросил я. — Ну, то есть, он разрешил рассказать мне?
— Это не тайна, — спокойно и холодно ответил Андрей, — Руслан открыт.
— Что это значит?
— Значит, что он ни от кого не скрывает своей ориентации.
— Но я не знал…
— Ну и не сообщает при знакомстве! — перебил отец. — Ты же не сообщаешь, что гомофоб.
— Я не гомофоб!
— Ладно, проехали! — Андрей попытался закрыть тему.
— А этот дебил Канарейкин сообщает! — настаивал я. — Прямо всем так и жаждет это показать.
— То, что он идиот, тоже не дает никому право его избивать! — отрезал Андрей. — Ты не согласен?
— Согласен, — вздохнул я и посмотрел на него. — Ты не сердишься на меня?
— Сержусь! — ответил он. — Дело не в том, кто гей, а кто нет. Дело в том, кто мужик, а кто позволяет себе толпой бить одного. Но тему пора закрывать. Слишком затянулось просвещение.
Не скажу, что мое отношение к геям сильно с тех пор изменилось, впрочем, как не изменилось мое отношение и к Руслану, но урок отца я усвоил и больше не участвовал в травле Канарейкина. Старался не участвовать, насколько мог, потому что Олег постоянно меня бесил своими педиковскими замашками.
Слава богу, не все уроки Андрея были такими тяжелыми и неприятными. Некоторые мне очень даже нравились. Например, тогда же, лет в пятнадцать, я начал обнаруживать у себя на лице волосы, которые страшно бесили, угрожая вырасти в самую что ни на есть козлиную бородку. Да еще стали расти усы. Это довольно паршивая часть переходного возраста, потому что с телками и желанием заняться сексом решить все гораздо проще — главное, чтобы была свободная квартира. А вот волосы на лице делали из меня настоящее уродство. И хотя никто ничего не говорил и даже как будто не замечал, меня это половое созревание страшно бесило. Я вспомнил даже, что мама как-то выдергивала волоски на лице специальным пинцетом, но для меня это категорически не годилось. Поэтому однажды утром я взял бритву Андрея и избавился от всего, что отросло на подбородке и под носом. Тешить себя надеждами, что Андрей не заметит новых, оставленных не им, капель воды на своей бритве, было бы, конечно, глупо. Он был в некоторых вопросах очень педантичным. Особенно, что касалось личных вещей. Вечером того же дня Андрей подошел ко мне, присел рядом и сказал, что пора покупать мне собственную бритву и все остальное.
— Ты заметил, да? — виновато спросил я.
— Не парься! — ответил он и похлопал по плечу. — Как-то я упустил этот момент.
