Хозяева молчали.
— Так как же насчет пакли, Мария Андреевна? — напомнил Иван Григорьевич. — Ведь я уже там начал…
— Да, да… Сейчас…
Мария Андреевна вышла.
— Как живете, Никита Павлович? — осведомился Терентьев.
— Благодарю вас… Вы кто же теперь будете, Иван Григорьевич?
— Я? Да в некотором роде военком… Военный комиссар, так сказать.
— Так! — воскликнул художник. — Завтра с вами встретимся — а вы уже генерал на белом коне! То есть… — На глаза Никите Павловичу попались ботинки и, устыдившись прежних намерений — так они теперь были смешны, — он ногой подвинул ботинки в сторону, чтобы их не заметил Терентьев. — То есть не генералом: теперь они не в почете, а самым главным красным комиссаром…
— Вряд ли, Никита Павлович, вряд ли… — Терентьев улыбался.
— Ну и как? Трудновато, наверное, приходится?
— Очень трудно, Никита Павлович. Но не плошаем… На днях идем к Ленину, — почтительно проговорил Терентьев.
— К Ленину?
— Докладывать, — бодро продолжал Терентьев, — как мы выполняем его наказы.
Никита Павлович приподнял брови.
— Какие именно?
— Создать Красную Армию, Никита Павлович… По указанию Ленина спешно формируем для фронта новые части. Формируем и вооружаем.
— Ну и как?
— Честно скажу, Никита Павлович: не стыдно идти. Есть о чем доложить, — в голосе Терентьева — гордость.
— К Ленину… — снова, теперь с большим значением, повторил художник. — К Ленину…
В этот момент и вошла Мария Андреевна, неся в руках клок пакли. Водопроводные краны ремонтировали уже не раз, и в доме образовался запас прокладок, пакли, гаек…
— Вот, Иван Григорьевич…
— Замечательная пакля, — похвалил Терентьев. — Я сейчас, быстренько…
И пока военный комиссар Терентьев починял «крант», взбудораженный художник то шагал из угла в угол, то подходил к столу и, склонившись над прямоугольниками ватмана, набрасывал на них круги, овалы, фигуры женщин со знаменами… Эпоха была действительно необыкновенной, и таким же должен быть герб!
Исчеркав один ватман, Никита Павлович принимался за другой. Но, вспомнив, что на кухне военком Терентьев чинит ему кран, испытывая какое-то любопытство, шел к нему и смотрел… Водопроводом Иван Григорьевич занимался, наверное, с такой же любовью, как и новыми своими делами.
Когда кран был починен, Никита Павлович пригласил Терентьева в кабинет и, рассказав о поручении и своих затруднениях, попросил:
— Иван Григорьевич! Вы будете у Ленина. Попытайтесь потом передать мне свои впечатления. Как представляются Ленину наши перспективы, чем мы будем жить, в какой атмосфере?.. Понимаете? Настроение!
