Трудный день | страница 104



Ленин пропустил все это и сказал другое:

— Некоторые из нас прекрасно, прямо-таки великолепно научились доказывать, почему именно нельзя наладить или улучшить какое-либо дело. Если бы эти усилия обратить на то, чтобы все-таки попытаться его улучшить, мы бы давно достигли больших успехов. Но до этого еще далеко…

Ленин встал, прошелся по кабинету, как будто перед ним не было Федора Васильевича.

Покровскому показалось, что Ленин совершенно забыл о нем. Но Владимир Ильич подошел к посетителю и сказал:

— Что же, Федор Васильевич, может, ничего и не выйдет. Если мы сейчас не сумеем поднять промышленность и сельское хозяйство — погибнем. Устроит вас гибель Советской власти?

— Лично мне, Владимир Ильич, Советская власть ничего не дала. Но если она действительно может изменить жизнь людей — было бы жаль ее гибели: среда, из которой я вышел, ждет от нее многого.

— Какая среда?

— Мой дед и отец — крепостные из-под Брянска. Когда известный вам Мальцев строил чугунолитейный завод в Песочне, они возили тачки с песком и землей. И завод построили. Стоит.

— «Завод»!.. Мы построим новое общество и без кнута надсмотрщика.

Звонили по телефону, иногда входила секретарь, а Ленин продолжал беседовать с Покровским. Он не мог отпустить этого человека прежде, чем не будет уверен: Покровский сделает все возможное, чтобы карта, о которой он, Ленин, мечтал, ожила на всем пространстве России — от Питера до Владивостока, от моря Белого до моря Черного.

Больше всего беспокоил Ленина горестный взгляд Федора Васильевича, когда тот говорил о будущем.

Ленин спорил, убеждал… Он готов был убеждать, не жалея ни времени, ни сил. Но решать… решать человек должен сам.

Наконец договорились, что Покровский в ближайшее время позвонит или наведается в Кремль.

Это было в субботний день. Владимир Ильич раньше обычного закончил работу и поехал в Горки.


Поздним вечером, когда в комнате маленького флигелька Ленин уже собирался ложиться спать, за окном вдруг ударил дождь. Хотя он не был первым за последние дни, сегодняшний показался Владимиру Ильичу каким-то особенным. Он напористо хлестал по отяжелевшим веткам, примятой траве. Толстые старые деревья скрипели под ветром, дождь стучал по крыше, порыв ветра иногда швырял капли в окно, и они ползли по черному стеклу шариками — зелеными от абажура настольной лампы…

Владимир Ильич осторожно вышел на кухню, подогрел чай. Он не хотел беспокоить других, больше того: ему не хотелось, чтобы домашние знали, что он еще не спит. Отодвинув томик «Войны и мира», Владимир Ильич присел к столу и, охватив ладонями стакан, заглянул в книгу…