— Степанович, ты квартиру меняешь? — спросила та же сердобольная соседка, увидев объявление на двери.
— Меняю! Зачем мне одному трёхкомнатная.
— А сын как?
— А что сын? У него и квартира, и дача в Москве. После похорон ни разу не появился.
— За наследством появится, вся молодёжь такая.
— Вот и хватит ему однокомнатной, — обрезал словоохотливую соседку Степанович.
Мысли о том, что растущая квартплата отнимала половину пенсии, не давали покоя. Бросить кормить котов он тоже уже не мог. Для себя оставались считанные копейки, на которые покупал скудное пропитание. И решил обменять с доплатой свою роскошную квартиру. Тут же нашлись желающие в соседнем доме.
— Прости, Аннушка, — произнёс тихо Степанович, в последний раз поглаживая шкафчики на кухне, которые так нравились жене.
На полученную доплату немного обновил свой скудный гардероб и учинил пир любимым питомцам.
Прошло несколько лет. Вырученные деньги не то обесценились, не то быстро растаяли в водовороте растущих цен.
Степанович также на последние гроши с пенсии покупает ежедневно Kitekat и рассыпает возле окошек в подвалы. Стая бездомных животных с утра поджидает своего спасителя, чувствуя до минут его приход.
Потёртый костюм, худые башмаки, измождённый вид говорят о том, что он жертвует последним ради своих любимцев.
— Степанович, за что ты их так любишь? — спросил как-то новый сосед.- У них мозгов нет. Тебя они не пожалеют и не накормят. Лучше бы женщину к себе привёл и жил припеваючи.
— Припеваючи можно жить с женщиной, которую любишь, — улыбнулся в ответ Степанович, — я так и прожил почти пятьдесят лет. И не замечал даже, что вокруг столько обездоленных животных. А теперь я такой же, как и они.
И поковылял дальше кормить своих питомцев.
— Не знаю как у вас в деревне, — начал дед Матвей, — а у нас все замужние женщины величались по фамилии мужа с интересной концовкой.
— Вот я от рождения Цывкун, а моя покойная Настюша всю жизнь была Цывкуниха.
— А что сделаешь, раз так принято, свои законы не пропишешь. И всё равно бабы стремились после войны замуж за любого мужичка, будь он даже Дюньдиковым.
— Дюньдичиха ещё звучит, грех жаловаться. А вот был у нас хохол с фамилией Сиваякобылка, так его бабу для сокращения прозвали Кобылихой.
— Обижалась, бедная, всё пыталась на свою фамилию перейти и перешла. Она у неё красивая была — Дубравина. Но так и осталась до конца дней своих Кобылихой. Народ-то непонятливый, раз мужняя жена, значит, носи то, что полагается.
