— Переворачивай — крикнул старик, и какой-то из леммингов на полке, тоже читающий, но лемминговскую маленькую книжку, вскочил на ноги и перевернул страницу большой человеческой книги.
Старик, отвлекшийся в это мгновение от чтения, заметил Наташу и повернулся к ней.
Не успела девочка представиться, как старик сказал.
— А я знаю, кто ты. Ты Наташа, так ведь? — и глядя, как девочка опускается в реверанс, добавил: — Не обессудь, мои годы позволяют мне не вставать в присутствии барышни.
Наташа согласно кивнула и открыла уж было рот, чтобы спросить, откуда незнакомец ее знает, но не успела.
— Сюда редко приходят люди, — сказал старик. — Можно даже сказать, никогда. Мы живем тут и читаем человеческие книги, а людей и не видим совсем. Любопытно посмотреть…
И старик задумчиво уставился на Наташу.
— Ничего особенного, — смутилась девочка. — Человек как человек.
— Хочешь сказать, ты типичный представитель человечества? Все люди такие, как ты?
— Ну, нет, пожалуй, — Наташа немного растерялась. — Они другие… В каком-то смысле.
— А говоришь ничего особенного, — старик улыбнулся. — Ты себя недооцениваешь. И в то же время считаешь, что ты не такая, как остальные.
Пока Наташа пыталась понять, похвалили ее или высказали порицание, старик продолжил:
— Я думаю, я не очень хорошо разбираюсь в людях. Но если бы ты была леммингом, я бы сказал, что, по крайней мере, ты не стараешься быть такой, как все. Ты любопытна, немного авантюристка, иначе не оказалась бы здесь. Хорошо воспитана, но в то же время упряма. То, о чем обычно говорят «себе на уме». При этом очень осторожна и тщательно подбираешь слова, чтобы не сказать чего-нибудь не того — то есть одновременно и смелая, и трусиха. Потому и не успеваешь отвечать на то, что я говорю. Просто какая-то замечательная смесь противоречий! — со странно радостной иронией лемминг закончил свою речь.
Наташа рассердилась такому анализу со стороны совершенно незнакомого лемминга и хотела уже сказать что-то резкое, но опять не успела.
— Еще можно добавить, — улыбнулся старик, — что ты довольно симпатичная.
Наташа не смогла сдержать ответную улыбку. Что-то в том, как говорил лемминг, не позволяло всерьез обижаться на его слова.
— Вы уж извините меня, барышня, — все так же продолжая улыбаться, заметил лемминг. — Я опять сошлюсь на свой возраст, который позволяет мне говорить о людях и о леммингах то, что я о них на самом деле думаю.
После встречи с Карлом у Наташи были все основания опасаться странных стариков. Но с этим леммингом, любившим совать свой нос куда не следует, почему-то возникло ощущение старых знакомых.
