Мне казалось, что я должна проснуться на моей собственной кровати, в моём собственном мире. Свет казался слишком ярким, даже через закрытые веки. С моей стороны было глупо вчера вечером забыть задёрнуть занавески. Лёжа на животе, я надавила кончиками пальцев на кровать под собой, ожидая почувствовать простыню, покрывавшую такой привычный для меня матрац. Но то, что оказалось под пальцами, было твёрдым, совсем не похожим на мою постель. Эта поверхность, совсем не проминалась и была тверда как камень.
Я по-прежнему не открывала глаз. Свет! Он до боли резал глаза, даже сквозь сомкнутые веки. Ну что за глупость! Забыть с вечера задёрнуть шторы.
Однако свет, как это ни странно, шёл не с того направления. Он должен был падать со спины и слева, именно там находилось окно, если смотреть с того положения в котором я всегда ложилась спать. Но сейчас это было не так. Свет шёл скорее спереди и слева. Это как же я должна была извернуться во сне? Я почувствовала себя полностью дезориентированной. Всё казалось, не так, как должно было быть. Всё отличалось! Всё было непривычно!
По мере того, как я пробуждалась, или думала, что пробуждаюсь, я всё яснее осознавала неправильность происходящего, и это меня пугало.
Я ещё не была готова открыть глаза.
Одна деталь из моего сна чётко врезалась мне в память. Там меня заклеймили. Клеймо было выжжено на моём теле. А ещё, почти с самого начала я там носила лёгкий, блестящий, шириной около полудюйма, плотно прилегавший к горлу ошейник. У него ещё сзади замок был.
Не открывая глаз, я медленно и с опаской потянулась пальцами вверх, к моему горлу. Наконец, подушечки моих пальцев коснулись горла. Оно было голым!
Снова, уже смелее, я ощупала шею. Никакой стали там не было. Я не носила кольца на шее. Никакого ошейника, или чего-то подобного, на мне не было. Моё горло было голым. Никакой запертой изогнутой стальной несгибаемой полосы не было. Ничто не обнимало мою шею! На мне не было ошейника!
Трудно описать последовавшие за этим эмоции.
Разве я не должна была почувствовать восторга, радости, облегчения? Возможно. Но вместо этого, как бы странно это не показалось, меня, лежащую там, в состоянии полусна-полуяви, внезапно охватило чувство острой непоправимой потери. Словно я внезапно оказалась изолирована от самой себя. Наедине с собой и в одиночестве одновременно. Это было подобно холодной и жестокой волне страдания, растущей внутри моего я. Как одинокий мучительный крик посреди отчуждения и страдания. Мне показалось, что, внезапно, я стала бессмысленной и ничтожной. Однако мгновением спустя, я постаралась, взяв себя в руки, почувствовать радость от случившегося, которую я и должна была ощутить. Немедленно я попыталась, управлять своими эмоциями, выправить их, сломать, перестроить и выровнять в соответствии с тем, что диктовалось мне традициями того общества, в котором проходила моя жизнь.
