Но сколь многому я научилась там, в том месте! И как редко мы были там одеты, за исключением, возможно, тех ситуаций, когда нас учили тому, как надо облачаться в различные предметы одежды, и тому, как вызывающе и изящно их следует снимать. Но самое главным, было то, что я изучила там о самой себе, о том, что со мной могли сделать мужчины, и о том чем я, к моей тревоге и позору, могла стать в их руках. Как ужасен был этот сон! Как неловко и как страшно было узнать, что ничего не можешь поделать с собой! И какой несчастной и смущённой я почувствовала себя, когда узнала, что подобная информация, такая тайная, интимная и деликатная, оказалась публично зарегистрирована в бумагах, сопровождавших меня.
Свет казался нестерпимо ярким. Даже притом, что мои веки были плотно сжаты, он причинял мне боль. Я что, забыла задёрнуть шторы? Надо проснуться!
Потом в памяти всплыла комната. Меня вызвали в неё. Там ещё были служащие дома и кто-то ещё, посторонние. Я выступала перед ними. Они меня обсуждали, а затем делали какие-то приготовления. Что-то мне приказали выпить, отчего моё сознание сразу начало куда-то уплывать и дальнейшее я наблюдала, словно со стороны, как будто это происходило не со мной, а с кем-то другим. Последнее что мне запомнилось, это как мне на голову надели капюшон, уложили на спину и заковали в кандалы руки и ноги. Уже в последний момент, перед тем как потерять сознание, я задрожала, внезапно осознав, что цепи надеты именно на меня, что я слышу их, чувствую их, и именно я, а не кто-то другой, ношу их.
Потом, сон превратился в какой-то прерывистый кошмар. Вот я очнулась в каком-то тёмном помещении, на ощупь определив, что лежу в низком узком пространстве с боков огороженном металлической сеткой, на какой-то решетчатой полке. Покачивало, словно я была на корабле. Жутко воняло. Со всех сторон слышались крики и стоны, других, таких же, как я. Больше всего меня напугала мысль, что из-за качки и запахов, меня могло вырвать прямо в капюшоне. Впрочем, вскоре я снова потеряла сознание.
Следующие проблески связаны с фургоном. Большой металлический ящик, в котором я очнулась в капюшоне и коротких цепях на руках и ногах. Иногда мне было жарко, иногда холодно. Когда я мёрзла, то сжималась в позу эмбриона, отчаянно кутаясь в то единственное одеяло, которое я нашла на железном полу. Большую часть времени я провела в бессознательном состоянии, из которого меня выводили пощёчинами, чтобы дать глоток воды и кусок хлеба. Потом я снова уплывала в беспробудный сон. Возможно, в этом сне мне давали какой-то препарат, подмешивая с мою еду или питьё. Я не понимала, где я была. Я не знал, куда меня везут. Честно говоря, в некотором смысле я даже не понимала, кем я была. Было такое ощущение, как будто меня каким-то образом лишили личности. Я знала, что я больше не была той, кем была прежде. Это осталось в моём прежнем, исчезнувшем мире. Это всё для меня осталось в прошлом. Кем я была? Чем я была? Чем я должна быть? Кажется, здесь, в этом мире, эти вопросы больше не были моей прерогативой. Их решали за меня другие.
