Но меня, конечно, беспокоило вовсе не то, были ли здесь такие женщины, Они, несомненно, были, и жили в своём собственном мире, с моим почти не пересекавшемся. Скорее моё беспокойство касалось тех женщин, которые могли бы быть здесь, и были такими же, как я! Вот с ними мне пришлось бы конкурировать.
Порой, мне самой казалось странным то, во что я превратилась! Интересно, что могли бы подумать мои подруги, Сандра, Джин, Присцилла и Салли, увидь они меня у ног мужчины, одетую так, как я была одета сейчас, и со страстью, подобающей женщине моего вида, обихаживающую его. Впрочем, окажись они здесь, сомневаюсь, что у них было бы время на удивление или возмущение, их бы очень скоро научили делать то же самое! Для них здесь тоже были приготовлены цепи и плети.
Но что если бы они увидели меня такой, оставаясь в безопасности моего прежнего мира, запертые в том мраке, удерживаемые в пределах тех стен? Интересно, что бы они почувствовали тогда, были бы они поражены, или потрясены, или шокированы, или встревожены. А что было бы с ними, если бы они увидели, как охотно, нетерпеливо и радостно я делала это! Однако я склонялась к тому, что они, тем или иным образом, уже через пару мгновений, под той искусственной скорлупой, что наросла под влиянием пропаганды, образования и среды, на неком глубинном уровне, ощутили бы нечто совершенно другое, не шок, не стыд, не возмущение, а что-то по-настоящему другое, что, возможно, вначале может даже напугать их, что-то вроде потрясения от понимания, непередаваемого словами трепета узнавания. Я даже готова была предположить, что следующим, что они могут почувствовать будет зависть к открытости и естественности, красоте и справедливости этого. Действительно ли это может показаться им таким уж странным и необъяснимым? Не думаю, что это настолько трудно понять. Да и не приходилось ли им в своих мечтах, бывать в таком месте? Вот я легко могла бы представить их здесь, каждую из них в своём ошейнике, как они застенчиво посмотрев одна на другую, счастливо опускают глаза вниз, не осмеливаясь, встретиться взглядам друг с дружкой. У них, как и у меня, не было бы никакого выбора, кроме того, чтобы быть теми, кто мы есть. В такой ситуации мы могли бы даже встречаться с ними изредка, возможно, во время каких-нибудь поручений, например стирки белья в ручье или общественном бассейне, и обсуждать тех, кто владел полными права на нас. Я нисколько не сомневалась, что если бы они узнали обо мне, то в душе они позавидовали бы мне, тому, насколько свободной я здесь стала, и тому, что я могла делать. Кроме того, разве не было естественно, то, что мы должны принадлежать таким мужчинам! Но, боюсь, что они, такие мужчины, скорее всего, держали бы нас порознь одну от другой. Наша группа, несомненно, была бы разбита, как это и произошло с той группой, в которой меня сюда доставили. Мы нашли бы себя разделенными, каждая со своей судьбой, но при этом каждая из нас совершенно одинаково строила бы свои отношения с мужчинами, совершенно разными мужчины во всём, кроме того факта, что мы были их собственностью, а они теми кто владел всеми правами на нас?
