То ли Ольга сама себя так запрограммировала, то ли просто угадала — как бы то ни было, в двухнедельный срок она тогда уложилась день в день. Её отпустило, сон удлинился до обычной для неё нормы в пять с половиной — шесть часов. Переходить на новую схему приёма лекарств она так и не стала, опасаясь, как бы те не убили творческую активность. Алиса здорово понервничала, хотя Ольга и успокаивала её: «Не бойся, малыш, не бойся. Всё идёт как надо, всё под контролем. Мне давно так шикарно не писалось, нельзя это просто так взять и придушить. Ты не переживай, с катушек я не слечу».
Она не слетела, обошлось. Удалось пройти по краешку и не сорваться. Алиса принимала всё слишком близко к сердцу, преувеличивая опасность, но ей было простительно: она видела это в первый раз. Хотелось надеяться, что в последний, но карлик-аналитик-реалист подсказывал, что это совсем уж маловероятная роскошь. «Ну, пусть хотя бы пореже», — сказала ему Ольга. Карлик долго думал, а потом ответил: «Хрен его знает. Обещать ничего нельзя».
Шесть глав были готовы. Сперва Алиса с любопытством следила за процессом как читатель, а на предмет ошибок начала проверять, когда в книге набралось уже три главы. Шестую она вычитала минувшей ночью. «Ну и... как тебе?» — не без внутреннего трепета поинтересовалась Ольга. Та улыбнулась: «В целом — в твоём обычном духе, но, как по мне, жести всё-таки многовато, хоть я уже и почти привыкла к ней в твоих текстах. А Инголинда — это я, да?»
«Да, что-то от тебя в ней есть, — призналась Ольга. — Я когда-то хотела написать для тебя сказку. Добрую и светлую... Наподобие твоих рассказов. Но получилось... сама видишь, что получилось».
«Наверно, потому что ты — не я, — обвив шею Ольги тесным полукольцом руки, ласково шепнула Алиса. — Ты — это ты. И не надо пытаться это насильственно менять. Не надо через себя переступать и ломать себя. Будь собой, а не мной».
Ольга чмокнула её в висок.
«Но ты всё-таки говори мне, если меня будет слишком уж заносить на поворотах».
Она была даже готова смягчить кое-что — скрепя сердце и сцепив зубы, наступить на горло своей песне, но Алиса сказала:
«Пиши так, как пишется. Убрать, вырезать, смягчить — успеешь в любой момент. Не забывай, что я всё-таки оцениваю со своей колокольни. Это моя вкусовщина. Но если её отбросить и взглянуть объективно, то это — очень, очень круто».
Ольга облапила Алису благодарными объятиями и сопела ей в шею, закрыв глаза, а та ворошила её волосы.
