Я не придумал ничего | страница 4

Незаметно для себя я подошел к Парфену совсем близко. Полы его шинели пахли неведомо, пронзительно.

Минет два десятка лет, начнется Великая Отечественная — и я узнаю его, этот запах военного лихолетья, запах вагонов и госпиталей. Так же пронзительно будет пахнуть моя шинель…

Посмеиваясь и поругиваясь, а где и яростно споря, толпа расходилась.

На опустевшей площади ветер завивал смерч. Пыль к соломинки крутились в нем, и он, как живой, ушел в проулок.

А вдали все так же громыхало, как будто кто-то бессильный ронял и ронял пустые ведра. Перед вечером, когда сумерки опустились на село, мы, ребятишки, наверное кем-то наученные, раскинув руки, кружились под окнами Парфеновой избы и тянули:

— Парфен, Парфен, дай дождя! Парфен, Парфен, дай дождя!..

Пройдет время — и осмыслит крестьянин Парфен все, что слышал на митингах, все, что поначалу так нелепо смешалось в его голове. И уже не пустой мечтой о сытных пилюльках позовет за собой деревню колхозный вожак Парфен.

А тут вдруг незнакомое дело, неведомые заботы, непосильный, непривычный труд. Рассказывали потом, как однажды в страду, намаявшись на жатве, отец с мамой понимающе переглянулись, да с поля, таясь соседей, бегом домой! Такие они были у меня крестьяне…

У мамы, в ее домашнем хозяйстве, тоже было не все ладно. Очень огорчал ее наш петух-красавец. Был он действительно на редкость красив. Перья золотистые, синие, желтые, черные. И удивительно горласт был Петька, громче всех других петухов в деревне по утрам орал.

По двору расхаживал как генерал — важный, гордый, глядит на всех строго. То одним глазом поглядит, то другим боком повернется.

Только вот странно — был наш Петька трусом, а это среди петухов редкость.

Мама досадовала, прямо-таки из себя выходила. Все соседские петухи нашего бьют, а он даже отбиваться не хочет. Растопорщит роскошные свои крылья, прочь бежит и еще возмущается:

— Кто?! Кто-о? Кха!

А известно кто — соседский петух тебя лупит за твою красоту. Вот тебе и кха!

Мама кому-то его отдала, а на базаре в ближнем большом селе купила другого. Там ее заверили:

— Не сомневайся! Редкой храбрости петух. Прямо георгиевский кавалер! Спасибо скажешь.

Мама принесла нового петуха и выпустила его во двор. Петух, правда, был прост с виду, но это ничего, лишь бы храбрый был.