Дом №12 | страница 67
Затем я взял ритуальный клинок и подошел к деве, та в свою очередь начала нестерпимо кривляться и ужасаться, плакать и биться на каменном ложе, боясь, что я теперь же зарежу ее. Но я, подошедши, ловко отрезал одну из нитей, держащих ее правую руку. Она мигом оттолкнула меня этой рукой, клинок упал, расколовшись, а дева, сорвав повязку, тут же пронзительно и истошно заорала на всю гробницу самым, что ни на есть истерическим голосом.
Я смутился и побежал назад, но там уже забили тревогу, тогда я рванул ко жрецам, и в пути столкнулся с теми пятерыми жрецами в таких же черных как и моя мантиях. Мы все перепутались, затем побежали в другой проход, там собрался народ, толкотня поднялась неимоверная. Я затерялся в толпе и под всеобщим течением помчался обратно в жертвенную комнату.
Там уже стояли следующие личности: великий жрец, двое его приспешников в золотых масках, целый отряд из пятнадцати человек настоящих убийц с двуручными мечами и все в золотых латах (видимо то была монаршая охрана, самая элитная стража искусных меджеев), сам, как мне показалось, царь, то есть фараон, весь в самом изысканном одеянии, уж старый и даже поседевший, перепуганный за этот крик, но в то же самое время грозный и властный, со всеми отличительными знаками фараона. И еще там был один, всех тех меджеев намного больше, с непостижимой мышечной статью, весь в оружье с ног до головы, плечистый, с плащом, со знаками высокой власти, ну просто дюжий молодец-красавец, с курчавыми черными волосами и орлиным взором. Он командовал всеми меджеями и всегда был подле фараона, видимо, его фаворит. И наконец шестеро нас, пришедших самыми последними.
Дева плакала как ребенок и бессильно билась на жертвенном ложе, излагая:
– Что ж, отец, ужели вы не видели как страдает ваша дочерь, зная, что покинет наконец во век отчий дом и вступит в божественный брак, мною столь ожидаемый? Ужели разум ваш померк и зрение помутилось, раз уж вы не видели, с каким скорбным лицом и слезами проводила я оставшееся время в ваших хоромах, ожидая, когда наконец беспечная девичья жизнь канет и великий обряд сокрушит мое целомудрие. Доколе мне терпеть ваши оскорбления? Так разве фараону подобает любить свою дочерь, что даже собственный раб позволяет себе узреть меня здесь и нарушить обряд сочетания? О горе, горе мне, несчастной, жить мне теперь до старости лет девою без малейшего счастья.
Тут уж случилось такое, что не получится описать все сразу, а потому начну по порядку.