— Ты пытаешься понять меня, словно я головоломка, дорогая. И предполагаешь, что ее можно собрать. Но я сломан после ремонта и уже говорил, что моя мать сделала свой последний прыжок в окно вместе с моим сердцем, и это никак не исправить. Но, что более важно, я не хочу, чтобы это исправили.
— Перестань обвинять себя во всех смертных грехах. Не принимай на себя все обязательства. Ты обвиняешь меня в том, что я мученица, а кто ты, Фелипе? Ты уж определись. Грешил твой отец, почему ты наказываешь себя?
— Кто-то должен ответить за это. Старик мертв и, надеюсь, горит в аду за все совершенное им, только у меня нет уверенности, что в моей жизни все можно исправить.
— У тебя и не будет ничего хорошего, пока ты так считаешь.
— Я не могу. — У него перехватило дыхание. — Не могу позволить себе отвлекаться.
Она знала, что он не это собирался сказать. Есть что-то другое. Но она также знала, что он не собирается полностью снимать броню и говорить откровенно. Его нервировало любое событие вроде свадьбы или признания в любви. Пугало. И не важно, что он это отрицал, Брайар все видела.
Если бы она могла просто заставить его увидеть все, понять, что она может быть такой, какой нужно ему. Чтобы она могла все исправить.
Ее ранило то, что сейчас происходило.
Она убедила себя в том, что, если бы вела себя определенным образом, смогла бы заслужить его любовь, сделать так, чтобы он увидел, что она не станет обузой, даст ему все, в чем он нуждается. В итоге он будет счастлив, что встретил ее. Ах, если бы она стала для него идеальной.
Брайар уже не могла вернуться к тому, от чего ушла. Из-за себя самой. Он так боится сломать ее. Однако если она не научится отстаивать собственные интересы, он ее сломает, и в этом не будет его вины. Она не может заставить его измениться. Для этого недостаточно мило улыбаться и приглашать его в постель. Ему придется полюбить ее.
Она будет требовать этого, а не просто сидеть и ждать его.
Она собирается грести, а не плыть по течению. Примет на себя риск того, что, в конце концов, ничего не получится. Это единственное, чего она всегда боялась больше всего.
Брайар остановилась, глубоко вздохнула и посмотрела на Фелипе. Внутри ее все дрожало.
— Я люблю тебя, Фелипе.
— Ты уже говорила.
— А ты меня любишь?
— Я уже давал ответ на этот вопрос.
— Помню. Но я должна спросить еще раз. Чтобы быть абсолютно уверенной.
— Я не могу, — сказал он грубо. — И ты здесь ни при чем.
Она медленно кивнула.
