— Что ты делаешь?
Она подпрыгнула от неожиданности.
— Изучаю предметы искусства, как мы и договаривались. Делаю описи для музеев.
— Это не искусство. — Его тон был странным.
Она нахмурилась.
— Это картина.
— Это моя мать, — бросил он жестко.
Она посмотрела на картину, потом на него.
— Вообще-то я поняла.
Он улыбнулся.
— Правда? А мне казалось, мы с ней не похожи.
— Так и есть, — сказала она мягко, не уловив его настроения. Попытка отследить эмоции и чувства Фелипе походила на желание удержать горстку песка в руке. Казалось, вот он, на ладони, но одно движение, и все, высыпался, а ладонь пуста.
— Я бы предпочел, чтобы ее вещи остались здесь.
— Я не знала, что это вещи твоей матери.
Он кивнул.
— Да. Думаю, к ним никто не прикасался со дня ее смерти.
— Сколько тебе было лет, когда она умерла?
— Семь.
Он пересек комнату и подошел к окну, снабженному решетками. Она знала, что их ставят, чтобы избежать несчастных случаев, и почему-то подумала об этом именно сейчас.
— Она умерла здесь, — сообщил он.
— Она была больна?
— В каком-то смысле. Во всяком случае, не совсем в порядке, это точно.
Она промолчала, поскольку с некоторых пор заметила: если Фелипе хотел о чем-то рассказать, он рассказывал, а если уж решил молчать, принуждать его было бессмысленно. К нему нужен иной подход.
Она опять вспомнила, как они вели себя недавно. Он жестко взял ее за запястья, держал руки у нее над головой. Сейчас грубая щетина покрывала его подбородок, и ей это понравилось. Брутальный мужчина.
Он прижал ладони к стеклу, она заметила, что он смотрит на свои манжеты. И опять промолчала. Собирая о нем информацию буквально по кусочкам. С момента, когда впервые увидела. Он очаровал ее, затронул глубинные струны души. Почему? Это необъяснимо. Разве что, казалось, он нуждается в ней.
Всю жизнь она нуждалась в людях, ее окружавших. Вела себя правильно, старалась быть хорошей, чтобы оправдать чужие ожидания.
Он нуждался в ней так, что даже похитил ее. Возможно, с помощью столь странных умозаключений она старалась его оправдать.
— Мои манжеты были не идеальны, — оправдывался он.
— Что?
— Все началось с этого. Я никогда не слыл безупречным, как мой отец. И он винил в этом мать. Требовал недостижимого совершенства. У меня не было нянек, отец настаивал, чтобы мать сама ухаживала за мной. Иначе на что еще она была годна?
— Как ты узнал об этом? Ведь неправильно, когда маленький мальчик становится свидетелем родительских ссор.
Злая улыбка промелькнула на его лице.
