, правда не под именем Мильх, которое было очень дискредитировано. Его дальний родственник был германским фельдмаршалом. Сразу после 1945 года или даже ещё в 1945 году он вернулся в голодающую Германию и очень быстро стал здесь профессором. Однако затем он очень рано умер. С ним у меня были хорошие отношения. Это был трогательный человек, как раз в том числе в своём силезском патриотизме.
Как бы Вы охарактеризовали политическую линию "Die Zeitung"?Говорят, что в редакции преобладала буржуазно-консервативная монополия.
Буржуазная — да, а консервативная я бы не сказал. Были представлены все гражданские оттенки. Я бы скорее сказал, что "Die Zeitung" была буржуазно-либеральной, причём ведь определение "либеральный" также может включать в себя почти всё. Во всяком случае, она не была социалистической, также не была резко военно-реакционной (20 июля[7]). Она была где-то между ними.
В литературе говорится, что Ваш уход из" Die Zeitung" был политически мотивирован. Тем не менее вы назвали скорее личные причины.
Политическим уход был самое большее потому, что я не понимал достоверно — и чем дальше, тем меньше — для чего собственно существует "Die Zeitung" и что она должна делать. Однако не было никакой политической причины в том смысле, что я что-либо отвергал из того, что было в "Die Zeitung". Политические причины существовали самое большее постольку, поскольку я видел шанс влиять на английскую политику в английской прессе под маской англичанина, и это было для меня политически гораздо интереснее, чем "Die Zeitung", в которой я совершенно не знал, для кого она пишется, на кого я должен там собственно влиять.
Как установился контакт с "Observer"?
Зимой 1941-42 гг. на меня обратили внимание Асторы, а именно Давид Астор, частично из-за книг, частично вследствие моей работы в "Die Zeitung", которую они разумеется вряд ли читали, поскольку она издавалась на немецком языке. Однако кое-что всё же о ней говорили.
В это время в "Observer" случился кризис в руководстве, поскольку многолетний, очень могущественный главный редактор Гарвин рассорился или во всяком случае разошёлся во взглядах с семьёй владельцев газеты — после чего Гарвин ушёл. Давид Астор должен был так сказать мимоходом перенять газету и искать людей. Он сказал тогда — и вот это высказывание, которое я очень хорошо запомнил — что нормальные английские журналисты, которые что-то могли бы делать, все находятся на военной службе, не обязательно на фронте, однако в каких-либо штабах. Они недоступны. Что у нас есть, это старики, женщины и иностранцы. Он склонился в сторону иностранцев.
