В какой мере министерство информации пыталось оказывать влияние на" DieZeitung"?
Они пытались непременно сделать это. У нас с самого начала был своего рода надзиратель. Он приходил на редакционные совещания. Это был симпатичный, вежливый человек. Он ненадолго вмешивался во всё и также охотно разрешал по возможности многое, но по определённым темам он говорил: этого мы предпочли бы не делать. Устанавливались границы.
Когда летом 1941 года умер Вильгельм II. — тогда я ещё был в "Die Zeitung" — я написал передовую статью и сказал в ней, что собственно говоря, следует весьма сожалеть о судьбе германской монархии. Если бы она была у нас, возможно мы были бы избавлены от Гитлера. Этого он не хотел видеть в газете. Это было слишком монархически и не было бы напечатано. Я вспоминаю об этом ещё потому, поскольку думаю, что это была очень оригинальная и хорошо написанная передовая статья, и мне было жаль её.
Курт Хиллер в своих мемуарах упоминает подобный случай цензуры.
Это была мимолётная и на самом деле печальная история. Хиллер не был глупым человеком, но он был ужасным склочником. Свое мировоззрение, которое по духу было аристократическим, антидемократическим, отчасти ни к чему не обязывающим (короли должны стать философами, а философы королями) он хотел положить в основу политики "Die Zeitung". Он написал цикл из трёх статей. Обе первых были ещё такими, что их можно было напечатать, и они также прошли у нашего надзирателя. Они были очень абстрактными. В третьей же статье он хотел действительно сказать, как должны дальше развиваться события, по возможности с ним в качестве президента новой Германии. Это не прошло у нашего надзирателя. Однако Хиллер с этим никогда не примирился. Он настаивал на том, что мы должны напечатать также и третью статью, и если мы уже не можем её взять, то мы должны ему по крайней мере заплатить за неё. Это мы тогда сделали, это была очень неприятная ситуация, и после этого мы расстались.
Вспоминаете ли Вы ещё о других случаях цензуры?
Постоянно происходили другие случаи. Был один, по имени Эрнст Йоханнсен (имя, может быть, было и другим). В двадцатые годы он написал успешную книгу о войне по следам Ремарка и Ренна. Я вовсе не знал, что он стал эмигрантом. Он мог писать очень хорошо и был чистым арийцем, что было почти что редкостью. Я его немножко вытягивал. Однако затем он писал с очень сильной личностной окраской. У него наш мистер Харе также что-то не пропустил.
