— Ну черт с ним, коли дрыхнет… Наливай… Подвинь-кось сыр-то сюда…
Прошло полчаса. Попойка продолжалась. Оба пили с остервенением, точно заливая какой-то пожар, бушевавший внутри… Сергей Иванович, хотя и начал «сдавать», но мужественно крепился; Кузьма Лукич только покраснел еще больше. Увлеченные выпивкой, оба не заметили, как постепенно вокруг них опять образовалось сплошное кольцо ребят в тятькиных заплатанных полушубках, в мамкиных кофтах и в других нарядах, наименование которых было, вероятно, тайною даже для их владельцев… Ребята разгоревшимися глазенками смотрели на поглощаемые диковинные яства и, полуоткрыв рты, слушали разговор учителя с попечителем. Они почти ничего не понимали из него, но тем не менее находили, что все это было чрезвычайно интересно. Как-то попечитель заметил их и сказал им: «Брысь, вы!..»; учитель прибавил: «Пошли прочь!.. Чего рты-то разинули?.. Я вас»… Ребята разбежались, но чрез минуту кольцо голубых, карих и серых глаз сжало стол еще плотнее…
— Жениться, слышал, хочешь? — спросил попечитель.
— Не знаю еще, как… — отвечал учитель, не раскрывая своих карт: осторожность никогда не мешает…
— А ты… вот что… Ежели желаешь, чтобы с тобой, как с порядочным человеком, разговаривали, так ты… того… хвостом-то не финти, а действуй на чистоту. Понял?..
— Был разговор…
— Ну и что же?..
— Подумаю.
— И думать нечего… Это, брат, находка… Сколько отец-то дает?
— Двадцать пять…
— И бери… А после и еще, глядишь, ухватишь… У него денег-то немало… И человек сильный… Своим трудом все нажил. А что до того, что у невесты, быдто, брюшко поприпухло маленько, так это, брат, плевое дело…
Учитель молчал, нахмурившись.
— Это, брат, пустяки… Ну, явится, скажем, чрез полгода офицерик эдакий маленький, так кому какое дело, что кума с кумом сидела? Хочешь меня в крестные — ну? Такие-то крестины закатим — гостей со всех волостей… И никто слова не пикнет… Надо, брат, нахрапом брать, с козыря ходить, тогда и прав… Всякого бей в морду — рраз!.. По крайности, дорогу себе откроешь… Ведь это я на тебя указал, потому знаю, парень не промах… Чего ты в этой дыре-то сидеть будешь?..
— Не буду я тут сидеть… Провались они все пропадом… — сумрачно отозвался учитель. — Заживо хоронить себя? Нет, уж это ах оставьте, не лукавьте. Сыты по горло и вам того же желаем — да-с…
— Ну и вали…
— И буду валить… Га!.. Вон в газетах на днях, деятели, говорит, подвижники… Еще как там?.. Да: сеятели на ниве народной, — да еще с музыкой: сейте, говорит, разумное, доброе, вечное, вам, дескать, скажут спасибо сердечное… Сам выкуси!.. Каких дураков нашел!.. Ты за спасиба-то за эти будешь работать? Нет… Ну и я тоже… Какие ласковые выискались, кошка их залягай… Либералы!.. Возьми да сей сам, коли охота… Так нет: ты сей, а он будет тебе слова сладостные говорить… Да мало того, что сей, — сады разводи, огороды, пчел, пению ребят учи… И швец, и жнец, и в дуду игрец… А пуще всего — сей!.. А он тебе за это корку черствую даст… Нет, батенька, дураков нынче весьма даже малое количество осталось… Нынче и дурак хочет тоже сытым быть да не просто сытым, а с гарнирчиком… Чтобы всяка штука нараспев… Так-то вот-с, господа вы мои сладкие, либералы хорошие, дел словесных и душевных умилений мастера бесподобные… Помню, еще в городе у нас был один такой-то… Как напьется, так сейчас в умиление: на-арод, говорит… И все такое… На-арод!.. Да… Я вот офицерский грех покрывать пойду, а вы на мое местечко пожалуйте, на тепленькое-то, и сейте с полуумненьким-то компанию… А мы на вас смотреть будем, да посмеиваться про себя, да слова вам сладкие говорить… Да нет, вас тоже на мякине-то не очень проведешь… Грамотные!..
