Важно отметить, что в духовной жизни, в подвиге перерождения сочетаются периоды богооставленности "вместе с предельным напряжением соблюдать заповеди Божии". В этом состоянии чем больше человек чувствует свою оставленность Богом, тем больше он стремится к исполнению Его воли. Именно это происходит с человеком, который вкусил явление Божие[186]. Старец десятилетиями молился, чтобы Бог дал ему вдохновение следовать за Христом, куда бы Он "ни пошел". Кто любит Христа, хочет следовать за Ним и исполнять Его волю везде и во всем, вплоть до Гефсимании и Голгофы[187].
Старец Софроний был человеком молитвы. Уже с юношеского возраста он приобрел навык к молитве. Но когда он познал Христа в Его самооткровении, тогда молитва стала для него естественным состоянием духа. Говоря о молитве, он много раз упоминает "неутолимую молитву", "непрестанную молитву", "неудержимое стремление к болезненному покаянию", "чистую молитву", "жажду Бога", непрерывное обращение к Богу и т. д. Эти фразы показывают огромную глубину молитвы старца Софрония[188]. В другом месте он пишет, что "молитва принимает характер стремительного потока"[189].
Старец Софроний погрузился в молитву еще до монашества и затем, еще глубже, в монастыре Святого Пантелеймона на Святой Горе, в пустыне Святой Горы и в келии Святой Троицы недалеко от монастыря Святого Павла, — и это состояние молитвы отражено в его книгах. Особое внимание он уделяет описанию молитвы в пустыне, в пещере: это была "исключительная привилегия" отдаться "такой беззаботной молитве", которая владела им "месяцами"[190].
Молитва совершалась с неутолимой жаждой. Его душа жаждала Бога и была влекома силой, дающей ему радость и вместе с тем связанной с болью[191]. Эта жажда Бога стала его постоянным состоянием, и внутри него творилась непрерывная молитва. Он пишет: "Дух мой в воздыханиях неизреченных тянулся к живой истине"[192]. И в другом месте он признается, что молитва творилась непрерывно, даже во время сна. Им овладевал плач, и боль души от разлуки с Богом бросала его на пол пещеры. Молитва имела такое напряжение, что его "ум, сердце и тело — все соединялось во-едино, тесно, туго, подобно крепко стянутому узлу". Моментами молитва переходила в видение света[193].
Старец использует много образов и эпитетов для описания великой молитвы, которая им владела. Он говорит о "пламенной молитве", о "безумной молитве": молящийся "неудержим и дерзновенен", он молился Богу "как безумный", "в отчаянии" и т. д. Молитва была огненной. Будучи очищающей энергией, сокрушающей и самые кости, божественный огонь благодати Божией, пожигая внутри него все, "преложил его адское безобразие", и он не хотел более возвращаться в мир после долгих часов такой молитвы.
