Теперь Уэйд возвращался домой поздно вечером. Перепоручив Лавджоя хлопотам дядюшки Боба, он сразу же спешил к своим женщинам, как он называл Аннабел и Конни.
— Смотри, как мы уже ловко умеем переворачиваться на животик, — Аннабел с гордостью демонстрировала мужу очередное достижение их малышки.
Конни сосредоточенно выполняла недавно освоенное ею упражнение по переворачиванию, таращила на отца с матерью синие глазенки, потом ее беззубый ротик раскрывался в широкой улыбке.
— Она улыбается точь-в-точь как ты, — отмечал Уэйд.
— Так я буду улыбаться лет через сорок, когда у меня, может быть, совсем не останется зубов, — смеялась Аннабел.
Даже Сюсси стала теперь относиться к Аннабел без прежнего отчуждения. То ли она осознала, что с рождением дочери Уэйд окончательно утерян и не существует больше никакой возможности оторвать его от Аннабел, то ли сказывалось ее взросление. В этом году ей исполнялось шестнадцать.
За спиной у них остались Великие равнины, справа река Норт-Платт, где-то дальше слева проходила ветка Тихоокеанской железной дороги, а на горизонте, словно призраки, маячили в сизой дымке далекие горы. Но и горы, и железная дорога, и Норт-Платт — все это, казалось, осталось в другом времени, в другом мире. Здесь их окружали многие мили открытого пространства — земля и небо, то, что было и миллионы лет назад. Никогда еще Сюсси не приходилось наблюдать картины столь величественной: бесконечно огромный купол неба, под которым все казалось ничтожно малым, волнистое пространство прерии с ее густейшей высокой травой, играющей всеми оттенками зеленого и синего цветов при дуновении даже слабого ветерка, ярко — синие ленты далеких речушек и столь же яркие пятнышки таких же далеких озер.
У Сюсси в первое время просто дух захватывало от всей грандиозности увиденного. Где-то далеко, в совершенно ином времени и пространстве остались и Джорджия с ее густыми сосновыми лесами, и даже железнодорожная станция в пыльном Шайенне, которая теперь казалась оплотом цивилизации.
Да, все здесь было грандиозным, красивым, но одновременно и настолько незнакомым, непривычным, даже чуждым, что вселяло чувство подспудной тревоги.
Сюсси украдкой посматривала на своего юного мужа Дэна. Тот снял шляпу, и ветер прерий развевал его светлые волосы. Глаза Дэна были полуприкрыты, по выражению его лица нельзя было понять, то ли он сосредоточен, занимаясь изучением местности, то ли тоже пытается совладать с охватившим его волнением. Сюсси, все больше терявшая присутствие духа, скорее склонна была подозревать второе.
