Унесенные ветром. Век XX | страница 40



Он прислушался к плеску воды. Аннабел что-то тихо напевала. Нет, она — просто чудо. Ко всему сонму ее достоинств надо причислить еще рачительность, выходит. Да этого и следовало ожидать. Как же ей не быть рачительной — семья вон какая, огородишко с одеяло размером, Джим с ее братьями трапперствуют. Уэйд довольно улыбнулся, вспомнив, как он отдал половину медвежьей туши Джиму — вроде как подарок будущему тестю.

Дверь ванной комнаты отворилась, на пороге стояла Аннабел. Раскрасневшаяся, с мокрыми волосами, сияющая.

— Ох, как это здорово, — сказала она. — В последний раз, наверное, такое было, когда меня крестили.

— Ну уж, — усмехнулся Уэйд. — Вода ведь тогда была холодная, да и без мыла.

— Хорошо бы вот так хоть раз в месяц, — она произнесла эти слова без всякого намека на зависть к кому-то или на сожаление о том, что она не может себе такого позволить.

«Я должен себе поклясться, сейчас же поклясться, что мои дети никогда не будут произносить подобных слов. Мои и Аннабел дети. Они не будут испытывать лишений, им будет доступно все — даже то, что доступно сейчас богатым, таким, как моя мать и Ретт Батлер.» А еще он вдруг подумал, что малышка Кэт будет жить лучше, чем Элла. Нет, так не должно быть. В его, Уэйда, силах позаботится и об Элле, ее будущем. Он теперь взрослый, почти что уже женатый мужчина.

Именно — почти что. Интересно, как Аннабел будет сейчас выходить из положения? Она же видит, что здесь всего одна кровать, хотя и большая. Говорят, муж и жена — одно целое. Но ведь я сам сейчас испытываю такое же чувство, как на недавней медвежьей охоте. Да, меня самый настоящий озноб тряс тогда, когда мы с Сэндерсом взбирались на тот пригорок. Неизведанность — вот что было тогда, вот что есть сейчас. Я же ее совсем не знаю, хотя и люблю. Интересно, изменятся ли мои чувства, когда я познаю ее? Нет, любить ее я меньше не стану, но…

— Эй, Уэйд, мы что же, будем спать в одной постели?

Вот как, в Аннабел присутствует и извечное женское коварство? Она же видела с самого начала, что здесь всего одна кровать, а делает вид, что обнаружила это с минуту назад. Значит, даже такая простая душа…

— Аннабел, это не одна постель, это одна кровать. А места тут на четверых хватит, ты же видишь.

— Вижу. Только ведь эти постели, как ты говоришь, они же рядом.

— Ладно, тогда я буду спать в кресле.

— Нет.

— Ну, тогда, значит, на полу. Здесь толстые ковры, так что мне будет удобно.

— Нет.

— Понятно, милочка. Это ты будешь спать на полу, да? — смех у него получился не совсем естественный: а во взгляде, который он поднял на нее, пожалуй, не было прежней откровенности. Но, наткнувшись на ответный взгляд, он утонул, растворился в нем. Уэйд почувствовал, на сколько же она старше его — на одну жизнь это уж наверняка. Бесконечное понимание, бесконечная доброта и терпение. «Словно я — ее ребенок», — эта мысль впервые посетила его. «Да, раньше мне этого и в голову не приходило. А все просто — ведь раньше она на меня так не смотрела. Ни одна женщина еще не смотрела на меня так. Вот это, наверное, и есть любовь.»