Аннабел… Конечно, ему, возможно, рано думать о женитьбе, но узнай мать просто об этой девушке, о ее семье, о чувствах, которые он испытывает к Аннабел, беды не миновать. Многое изменилось, что и говорить, сейчас юноши и девушки встречаются не только и не столько под присмотром родителей — о чем любит говорить Сьюлин с непонятными интонациями. То ли она осуждает это, то ли завидует нынешней молодежи. Но даже и Сьюлин согласна с тем, что довоенная жизнь осталась в прошлом. Круг знакомых сейчас определяется не по происхождению. Раньше все было не так. Можно представить себе, сколько усилий затратил его дед, выигравший, как рассказывают свое поместье в карты, сколько усилий затратил Джералд О’Хара на то, чтобы пробиться в высшее общество, в свет.
Уэйд улыбнулся, вспомнив о деде, о котором, в основном, знал только из рассказов: эти безумные скачки, прыжки через изгородь, последний прыжок — несостоявшийся, впрочем: говорят, лошадь остановилась, как вкопанная — стоил Джералду О’Хара жизни. Отец его — совсем другое дело. Хорошо, что, Уэйд, похож на своего отца только внешне. Из рассказов тетушки Питтипэт, Мелани, из отрывочных замечаний Скарлетт у него сложилось впечатление о Чарлзе Гамильтоне как о личности достаточно безвольной, как о наивном молодом человеке.
Но тем не менее Уэйд задал хорошую взбучку этому подлецу Джо Фонтейну, когда тот позволил себе в его присутствии несколько нелестных замечаний по адресу его покойного отца. Уэйд очень уважал Тони, дядю Джо Фонтейна — вот настоящий мужчина, его жизнь в Техасе похожа на чудную легенду: стычки с бандитами, с индейцами, полные неожиданностей и опасности перегоны скота на огромные расстояния, через территории нескольких штатов, переправы через полноводные реки. О, этот бескрайний Техас! Уэйд и сам бы с удовольствием поменял свое размеренное существование здесь на жизнь, состоящую из приключений, риска, когда каждый новый день преподносит что-то новое и неожиданное. А вообще-то нового и неожиданного хватает и в Таре — Уэйд словно бы забыл на какое-то время о том, что приехала его мать, но скоро вспомнил. Да и Уилла Бентина никак нельзя оставлять одного.
— Эй, Уэйд Гамильтон!
Окрик с края поля вывел Уэйда из оцепенения. Конечно, это опять этот крикливый ирландец, коротышка Тим О’Фланаган.
Уэйд медленно обернулся, слегка сдвинул шляпу на затылок, стряхнул пот со лба. Он не произнес ни слова, только вся его поза являла немой вопрос. И О’Фланаган, оставив свою повозку, запряженную тощим подслеповатым мулом, заспешил к Уэйду, двигаясь между грядами хлопчатника своей подпрыгивающей походкой.
