— Неро принес вам ваш завтрак, — сказал я ей, — вы должны полюбить его!
— Наверно полюблю, если нам придется жить вместе!
— Не нужно ли вам чего-нибудь?
— Немного воды, если можно!
Я пошел к источнику, наполнил ковш водой и принес ей, затем выпотрошил рыбу и внутренностями ее накормил птиц, которые толпились вокруг меня. Женщина вымыла лицо и руки, заплела свои волосы и села на утес. Тем времени я зажег хворост, и когда он сгорел до золы, положил на нее рыбу. Подумав, что чтение может развлечь женщину, я пошел за Библией.
— Хотите, я почитаю вам?
— Хочу! — ответила она с некоторым удивлением в голосе.
Я прочел ей историю об Иосифе и его братьях, любимую мою историю в Библии.
— Кто научил вас читать? — спросила она, когда я закрыл книгу.
— Джаксон! — сказал я.
— Он был хороший человек, не правда ли?
Я покачал головой и после некоторого молчания ответил.
— Не очень-то хороший. Но он научил меня читать!
— Давно вы живете на этом острове?
— Я родился на нем! Отец мой и мать оба умерли; а Джаксон умер три года тому назад. С тех пор я здесь совсем один, я да Неро!
Она продолжала расспрашивать меня, и я вкратце рассказал ей все, как было, и все, что передал мне Джаксон. Я объяснил ей также, каким образом добываю себе пропитание, и прибавил, что нам необходимо скорее покинуть остров, так как нас теперь слишком много, и пищи не хватить до следующего прилета птиц. Рыба тем временем была готова. Я вынул ее из огня и положил в кастрюлю. Мы принялись за завтрак и скоро сделались большими друзьями.
Я должен немного остановиться, чтобы рассказать кое-что об этой женщине.
Все, что говорили мне о ней моряки, оказалось совершенно верным. Потеряв своего мужа, по фамилии Рейхардт, она намеревалась ехать в Англию, хотя супруг ее был немец по происхождению.
Как я узнал позже, моей собеседнице около тридцати семи лет. Это была высокая и стройная женщина, в молодости, вероятно, отличавшаяся красотой, но следы пережитого горя и лишений отразились на ее продолговатом лице с большими и черными глазами, обрамленном волосами цвета вороного крыла, отчего ее бледность выделялась еще резче. Все это делало ее похожей на мраморную статую. Выражение лица ее было строгое, но когда улыбка озаряла ее черты, то выражение это смягчалось, хотя, к сожалению, улыбалась она очень редко. Я испытывал к ней, в первое время нашего знакомства, чувство почтения и некоторого страха, несмотря на то, что голос ее был мягкий и приятный и обращение очень любезное.
