— Тебя очень беспокоит этот пояс, милый друг?
— Нет! Я к нему привык. Я не сниму его, пока погода не изменится. Кто может знать, что случится?!
— Ты думаешь, мы в опасности?
— Едва ли, но буря все же очень сильна, а судно старое и не крепкое. Дня через два погода может измениться к лучшему, но во всяком случае, раз дело идет о значительных ценностях, которые мне не принадлежат, надо принять все меры предосторожности!
— Конечно! Как бы я желала скорее добраться до дома и вручить моему отцу его бриллианты. Но все в руках Божиих!
Я заглянул в одну из щелей и увидел, что твой отец снимает с себя пояс из мягкой кожи, простеганной вдоль и поперек маленькими квадратиками. Очевидно, в каждом из них зашит был бриллиант. Затем он погасил свечку, и разговор прекратился, но я слышал достаточно. Итак, отец твой носил на себе большие сокровища, целое состояние. Если бы оно попало в мои руки, то дало бы мне возможность выбраться из настоящего моего положения, вернуться в Англию и выйти в люди. Таким образом, к чувствам ненависти, которые уже и так возбуждал во мне твой отец, прибавилось еще чувство алчности, — страсть, не менее сильная и побуждающая ко всяким дурным поступкам. Но я должен теперь остановиться.
Джаксон выпил глоток воды и затих.
Так как я еще ничего не ел в этот день, то воспользовался этим, чтобы сходить в хижину, обещав скоро вернуться.
Я вернулся через полчаса и принес с собой Библию и молитвенник, так как мне пришло в голову, что Джаксон, может быть, попросит меня почитать ему, когда кончит свою исповедь. Он тяжело дышал, но мне показалось, что он заснул. Я не стал будить его. Глядя на него, я вспомнил его вопрос, «не достоин ли он сожаления?» и должен был признаться, что — да. Я спрашивал себя — в состоянии ли я простить человеку, который убил моего отца, и подумав немного, решил, что могу. Разве он недостаточно уже наказан? Разве искупление уже не наступило? Я посмотрел на его безжизненную руку, и сердце мое сжалось при мысли, что в этом виновен я, несовершеннолетний еще юноша.
Наконец, он заговорил.
— Ты здесь, Франк?
— Да, здесь!
— Я, кажется, поспал немного?
— Как вы себя чувствуете? — спросил я его ласково.
— Я чувствую, что бок мой еще больше онемел. Скоро наступит омертвение. Но дай мне кончить мою исповедь. Я хочу облегчить свою душу. Я могу умереть сегодня ночью или завтра и хочу покончить с этим. Подойди поближе, чтобы я мог тише говорить, тогда я буду в состоянии больше рассказать!
