Вскоре в погранотряд прибыл молодой врач Максим Давидович Розенблюм с женой Елизаветой Яковлевной, только что окончившей Ленинградскую консерваторию по классу фортепьяно. Елизавета Яковлевна сразу обратила внимание на голосовые данные Пушкаря и взялась за разучивание с ним репертуара. За три года службы боец научился исполнять не только песни, но и сложные арии.
Когда наступило время увольнения из армии, Пушкарь зашел ко мне проститься. Я спросил, куда он держит путь.
— К себе на родину, на Украину, работать на железной дороге.
Поблагодарив Пушкаря за службу и за то удовольствие, какое он доставлял пограничникам своим пением, я на всякий случай дал ему записку следующего содержания: «Директору Большого Академического театра, город Москва. Пограничник Пушкарь Н. С. за три года службы на границе доставлял большую радость людям своим выдающимся голосом. Не откажите в любезности прослушать его. Возможно, это дарование».
Так уехал от нас Пушкарь.
Прошло много лет с тех пор. Кажется, в 1958 году иду я по улицам Москвы к месту своей службы и вдруг вижу большой плакат, извещающий о чествовании солиста Московской филармонии Н. С. Пушкаря по случаю двадцатипятилетия его артистической деятельности. В Москве были и супруги Розенблюм. Решили вместе пойти на торжество. Пушкарю преподнесли приветственные адреса от Министерства культуры, от коллектива филармонии и других учреждений. Я поднялся и попросил слова. Это было неожиданным для устроителей юбилея и для юбиляра. Он кинулся меня благодарить.
Впоследствии Пушкарь рассказал мне, какой дорогой ценой досталась ему учеба. Голос-то был, а общей музыкальной культуры и культуры пения не хватало. Восемь лет учился, пока не закончил консерваторию, уже выступая на сцене.
Никита Сидорович и сейчас продолжает свою артистическую деятельность в Госконцерте, выезжает на гастроли в разные концы нашей Родины. Коммунист Пушкарь не забывает и своих прежних друзей-пограничников, в рядах которых он возмужал и получил путевку в жизнь.
Три года службы в пограничных войсках являлись для бойцов не только школой воинского мастерства и мужества, по и школой общей культуры.
Через некоторое время я стал помощником начальника погранотряда по политчасти. Но выезжать на границу мне приходилось так же часто, как и раньше. Редкий выезд обходился без приключений. Вспоминаю заставу «Буры» в верховьях Амударьи. Граница здесь проходила по реке, причем советский берег был покрыт настолько высоким и частым камышом, что казался непроходимым. В самой чаще шла пограничная тропа шириной не более полуметра. Двигаясь по ней, обычно вели наблюдение пешие дозоры, а в 300–400 метрах от берега на открытой местности шла дорога для конных. Следуя однажды по этой дороге с комендантом соседнего пограничного участка П. Козловым, я вдруг заметил метрах в двухстах от нас полосатое желтовато-бурое животное, шагавшее вдоль камыша в одном с нами направлении, Козлов воскликнул:
