Поэт позже признавался литературоведу Ивану Розанову, что, живя в Петрограде, он, Есенин, «много себе уяснил». Уяснил он, в частности, и антинародный характер войны с Германией. Войны, прославляемой на все лады многими столичными поэтами, среди которых были и близкие к Есенину Сергей Городецкий и Николай Клюев. Ведь поначалу дань ура-патриотизму отдал и Есенин:
Ой, мне дома не сидится,
Размахнуться б на войне.
Полечу я быстрой птицей
На саврасом скакуне.
Угар войны быстро прошел, и вскоре Есенин предложил в горьковский журнал «Летопись» свое большое стихотворение, направленное против царизма, развязанной им кровавой бойни. Публикация его не состоялась по не зависящим ни от автора, ни от редактора причинам. «…Вчера цензор зарезал длинное и недурное стихотворение Есенина «Марфа Посадница», назначенное в февраль», — сообщал Горький Ивану Бунину в письме от 24 февраля 1916 года.
Среди авторов воспоминаний, вошедших в третью главу, — люди, принявшие самое близкое участие в его судьбе.
Здесь одним из первых должен быть назван Сергей Митрофанович Городецкий. «Он встретил меня весьма радушно», — отметил Есенин в «Автобиографии» (1924).
Автору этих строк в начале шестидесятых годов посчастливилось довольно часто видеться с Городецким, подолгу беседовать с ним о Есенине, литературном окружении Есенина в предреволюционные годы. В одной из бесед я коснулся вопроса, который имеет отношение и к помещенным в этом разделе воспоминаниям Городецкого.
«Что я дал ему в этот первый, решающий период? Положительного — только одно: осознание первого успеха, признание его мастерства и права на работу, поощрение, ласку и любовь друга. Отрицательного — много больше…: эстетику рабской деревни, красоту тлена и безвыходного бунта». Так пишет Городецкий в своих воспоминаниях «О Сергее Есенине» (они впервые были напечатаны в журнале «Новый мир», № 2 за 1926 г.).
Дореволюционные книги Городецкого мне довелось прочитать в студенческие годы, запомнился мне и доброжелательный отзыв Блока о его сборнике «Ярь». Когда мне в руки попал номер журнала с воспоминаниями о Есенине и я прочитал выше приведенные строки, они меня удивили. Да, были в стихах Городецкого языческая древность, славянская мифология: Перун, Стрибог, Веснянки, в его строках дышала первородная сила, жило ощущение полноты жизни. Но при чем тут «эстетика рабской деревни», «красота тлена»? Поэт наговаривает на себя, да и только. Об этих своих мыслях я и сказал однажды Городецкому.
