, скрывает имена его основателей, руководителей и идеологов, а также истинный характер и цели общества, маскирует свою роль в его деятельности, уклоняется от ответов на прямые вопросы о совещании 1820 г., на котором обсуждался вопрос о лучшей форме правления для России (и где Толстой был председателем).
Несмотря на то, что следствием было доказано активное участие Толстого в Союзе благоденствия, по высочайшему повелению участие Толстого в тайных обществах было «оставлено без внимания»[43].
Художник тяжело переживал гибель друзей. «Боже мой, — писал Толстой, — сколько молодых людей… умных, даровитых, превосходно образованных, истинно любивших свое отечество, готовых для него жертвовать жизнью, которые могли бы впоследствии по своим благородным качествам души и сердца, по уму и образованности быть усердными деятелями на пользу родного края, поборниками правды и защитниками угнетенных, несчастным, необдуманным, несбыточным заговором и явным восстанием погубили навсегда себя и лишили отечество полезных ему слуг».[44]
Свидетельством прощения Николаем I «заблуждений молодости» художника служит благодарственный рескрипт на имя последнего за благоразумные распоряжения его во время бунта (он разоружил солдат Финляндского полка, оказавшихся у него во дворе, разъяснил им факт отречения Константина от престола и советовал им идти просить прощения у царя за свою ошибку). На похоронах Александра I он был назначен маршалом и нес государственный жезл[45].
Несмотря на разрыв с декабристами, Ф. П. Толстой сохранил на протяжении всей жизни свои убеждения, независимость и смелость суждений[46]. Его дочь свидетельствует: «Отец продолжал быть тем, чем он был прежде: горячим защитником всего свежего, молодого, сочувствующим всякому движению вперед, всякому благому начинанию, с ясным, широким взглядом на вещи»[47]. Многочисленные подтверждения тому мы находим в его неопубликованных обширных дневниках, которые он вел во время путешествий по странам Западной Европы в 1845–1846 и 1861–1862 гг., судя по всему, не предназначавшихся для печати, в том, как он добивается освобождения из ссылки Т. Г. Шевченко, как резко порицает николаевское царствование, как приветствует освобождение крестьян[48]. «Отец всю жизнь шел не только вровень своего времени, но скорее впереди него: он горячо приветствовал Федотова, ожидал возрождения искусства от картины Иванова, и если б он был начальником академии в 63-м году, то кто знает, — может быть, нашим молодым художникам не пришлось бы выходить из нее и основывать свою артель… — вспоминала Е. Ф. Юнге. — Я знаю, что когда случилась эта история, то отец мой, восьмидесятилетний старик, был вполне на стороне молодых художников и много раз говорил, что «они правы», что, «избирая сюжет своей картины, художник может с большей свободой и любовью работать и лучше выразить свою мысль». «Раз мы видим, что прежний способ не годится, — надо его изменить»
